– Хочу, но не смогу. У меня полно работы на всю будущую неделю, так что поезжай без меня, но определенно я беру рейн-чек и использую его при первой возможности. Ты когда-нибудь была на Каймановых островах? Говорят, что там отличная рыбалка на крылатых рыб.

– Жалко, Берточка, что не можешь. Мы живем с тобой как-то урывками да уловками, как по-воровски. На Каймановых – нет, не была, а с тобой поеду хоть на край света.

Алиса не на шутку расчувствовалась и сама уже верила, что поедет с ним на край света.

Они поговорили о ее возвращении через неделю. Бертольд спросил о собаке – с кем она остается. Алиса сказала, что соседский мальчик будет ее кормить и смотреть с ней телевизор.

Они зашли за угол и целовались дольше, чем принято в часы обеденного перерыва в этой части Бруклина. Бертольд сказал, что у него сегодня еще есть работа, сел в машину и умчался.

По дороге в винный магазин к Фире Алиса думала про ложь как необходимую меру поведения в отношениях между людьми.

Первое, что пришло ей в голову, что если у людей нет отношений, то лжи между ними быть не может и не должно: они безразличны друг другу, поэтому у них нет никакой необходимости врать. Ну если только из любви к жанру. В то же время не врать людям, с которыми находишься в отношениях, категорически невозможно. Чаще всего это – белая ложь, святая ложь и мелкая полунеправда. Она бы и сама побоялась знать всю правду про многое, потому что таким образом может быть нарушен баланс отношений. Все нормальные люди понимают, что правда в первую очередь должна нести добро и быть удобной для жизни, а уже потом нести в себе противоречивые факты. Нормальные люди такое и за ложь-то не считают, а называют это кондиционной правдой. В этом нет ничего плохого, если все стороны согласны с правилами игры.

Она любит Бертольда, и от этой любви не могла сказать ему всю правду. А вовсе не из-за ценности подарков.

Но был еще другой уровень отношений, например, как с Денисом.

Она рассказывала ему всю правду. Они были много больше, чем друзья, но отношения между ними были самыми замечательными. Где провести линию между одним и другим, Алиса не знала, но врала все правильно для нормальной человеческой жизни и никому в ущерб. Успокоенная такой складной философией, она вошла в винный магазин. Его хозяйка, Фира, висела на телефоне и бойко осуждала какого-то родственника, который не шлет свою долю в Киев, на кладбище за присмотр за бабушкой и дедушкой – их могилы совсем заросли.

Алиса представила себе заросшие могилы забытых родственников и подумала, что, может быть, при жизни те бабушка и дедушка были бунтарями и не стриглись в знак протеста и что заросшие могилы могут быть только бессмертным подтверждением характеров.

Фира просканировала Алису, как рентгеновским лучом, по одежкам и подмигнула поощрительно, не прерывая разговора про могилы.

Алиса нашла свой черносмородиновый ликер среди французских ликеров, но разлив был 3/4 литра. Две бутылки были тяжеловаты, но делать нечего – заказ надо было исполнять.

Фира наконец закончила разговор по телефону и сказала Алисе комплимент о том, как она выглядит. Алиса протянула ей деньги и попросила упаковать бутылки для дальней дороги. Они поверхностно знали друг друга со времен, когда Алиса еще была на подмостках: Фира в те годы довольно часто бывала в их кабаке по разным причинам и без причин. Она знала, что Алиса больше не замужем, и ревниво относилась ко всем ее попутчикам, с которыми та заходила к ней в магазин. Кивая на упакованные бутыли Фира недоверчиво прокомментировала:

– Напиток для девичников и лесбиянок – уж не меняешь ли ориентацию?