– Пусть слегка оклемается. А то кисель сплошной. Не ухватишь.

И вдруг улыбнулся распахнутым в испуге девчоночьим глазам:

– Ничё-ничё, ребята сейчас помогут.

Двое парней, впрыгнувшие в тамбур последними, протиснулись, приподняли тётку, им помог мужик с вёдрами (то есть он уже ими брякнул об пол), распахнули двери в вагон, и уже там началась суета-сутолока: кто-то просил-требовал освободить место, кто-то возражал, что всякой пьяни места уступать замучаешься, третий: «Сердце у неё, сердце!.. Валидолу!..» Словом, Вадим Палыч и эта девчонка-пискля остались в тамбуре и, смущённо поглядев друг на друга, перевели дух. Девчонка тут же отвела большие пугливо дрогнувшие зрачки, а Вадим Палыч по привычке своей усмехнулся – это ему всегда помогало отстраняться:

– Отбой. Расслабимся.

И минуту-другую действительно оба выравнивали «кардиограмму». Затем девчонка – а Вадим Палыч уже рассмотрел её с пристрастием, в подробностях, и проникся и прозрел, что называется… нет-нет, вовсе уже не девчонка перед ним – барышня настоящая, только миниатюрная: фигурка точёная, личико свеженькое, неглупое при том (студенточка?), целеустремлённое, жадное до новых впечатлений; глазки большие, эмоциональные, поблескивают при каждом внутреннем импульсе, губки… так что да, барышня, – и опять заволновалась:

– А вы не знаете: на Катуаре останавливается? – и голос у неё оказался вовсе не писклявым, а очень даже мелодичным.

Вадим Палыч пожал плечами:

– Чего-то объявляли, да как-то… ни к чему. Мы же тут копошились… с вашей протеже.

И глаза у барышни стали постреливать то в левые стёкла дверей, то в правые, в надежде различить в сумраке проносящиеся мимо платформы. И Вадим Палыч спросил:

– Что, промазали? Бывает. Зато женщине вот помогли. Добро сотворили. Библии, небось, не читали? – И усмехнулся, не поймав в ответ любопытства на своё умничанье («Какая ей библия сейчас?») – Ну да ничего, на Икше сойдёте… – Тут Вадим Паныч был вынужден придержать барышню за локоток, потому что электричка как раз начала тормозить: – Нет-нет, не здесь. Вокзала тут нет настоящего. И темень, к тому же. А с Икши обратно много всяких идёт. Прицепитесь к каким-нибудь бабам с поклажей и через мост… там фонари. А по путям не ходите – каблуки свернёшь. У этих же баб и поспрашаете. Да и это… по динамику сообщат. – Затем, помолчав: – А что на Катуаре? Кто ждёт? На какую-нибудь вечеринку? То-оже понятно.

Был Вадим Палыч разведён пятый уж год, но жил себе, естественно… то есть у него имелась постоянная женщина, потому как в пятьдесят совсем одному быть ещё и рановато и не очень-то складно. И хотя Гертруда доставала его своими жалобами на жизнь – на безденежье, на бытовые дрязги, на сотрудников-коллег – он вполне нормально с ней мирился… в гражданском браке. И даже позволял себе подтрунивать над ней: «Если дать тебе всё и даже больше, чем ты сможешь употребить себе во благо, всё равно ты, по натуре своей, будешь недовольна этим миром и вряд ли станешь счастливее. И меня, между прочим, ты держишь и терпишь не по любви, а как переходный вариант – до той поры, пока не явился твой настоящий прынц». И он приходил к ней раз в неделю (в основном, когда сын её уходил в ночную смену) и старался быть лояльным… Короче, жил себе сносно и в ус не дул. То есть об интрижках, тем паче с молоденькими барышнями, не помышлял уж так сильно, как принято поминать сие в народном фольклоре: дескать, седина в бороду – бес в ребро. Увы, не всякий мужик способен похвастать этакой прытью. Есть, знаете ли, некая уравновешенность в той же самой природе, есть… а лучше сказать: есть бабы умные, а есть… то же самое, и у мужиков, впрочем. Был ли наш герой умён, нормальный вопрос? Возможно. Заметим только: не был он совсем уж и прост – горазд иногда был разыграть из себя простачка: меньше спрос, а тем более с устатку – кем только не прикинешься, лишь бы выпутаться из какой-нибудь передряги. Ну а на самом деле служил он в серьёзном учреждении, имел степень даже учёную. Но вот именно: коси под дурачка, коль не совсем дурак. По нашей жизни оно и спокойнее выйдет. Впрочем, опять же к слову: на трезвую голову оно бы и совсем не так, скорее всего, рассуждалось…