– Ты чего, мудрёна вошь, на меня вагоном прёшь!

«В самом деле, ненормальный!.. Впрочем, я тоже, кажется, не очень… Действительно, либо мозги набекрень, либо уж не знаю что… дуэлянт нашёлся!»

Однако раздражение словно прочистило мозг, и он вспомнил… впрочем, вспомнил или вообразил – на этом не стал задерживаться, так как версия показалась знакомой, и, стало быть, выглядела правдоподобной.

Он вновь находился в электричке. Ему приглянулась женщина на крайнем сиденье у выхода. И он время от времени смотрел на неё и пытался угадать её характер. Он даже подумал, хорошо бы найти повод и заговорить с ней, как… эти, что ввалились из тамбура, грубо задели её, а затем и припечатали словцом… Нет, он не вскочил, не вступился тут же, но… задохнулся возмущением и его проняла дрожь, и он не мог понять, трусит он или негодует (всё же, наверно, он не рыцарь, и эта обидная мысль впилась в мозг, стала точить, уедать). Электричка останавливается, и все толпятся на выход, чтобы пересесть на другую. Виктор Палыч тоже выходит на перрон и сразу видит ту компанию под фонарём…

Он даже не понял, как очутился рядом, даже опешил от столь фантастического перемещения, затем, однако, подходит – точно сомнамбула! – вплотную к этому… лицо никак не вспоминается… и отчётливо говорит:

– Я тебя вызываю.

Мужик прищурил один глаз на подошедшего: очевидно, не понял юмора. Виктор Палыч подождал секунду-другую и влепил пощёчину.

– Дуэль! Я тебя вызываю. Уразумел теперь? – но так и не дождался ответа: мужик и его дружки стояли, точно оглоушенные. Виктор Палыч развернулся и отправился к скамье, где оставил свою сумку. С шипением распахнулись двери подошедшей электрички.

В вагоне к нему подошёл парень и, пригнувшись, сказал на ухо:

– Ты, кажись, кого-то вызывал… пройдём…

Подвинув по сиденью к окну свою сумку, Виктор Палыч загипнотизировано последовал за парнем.

Последующие дни Виктор Палыч возвращался мыслью к невероятному открытию – дуэли, и сетовал: «Ну не дурак?!. Точно, шиза проклюнулась! Дуэль! – в наш-то век… Ну ладно бы пьян!.. Нет, это я чтой-то загнул, насочинял». Правда, особо зацикливаться на этом ему не позволяли соседи по палате…

На место «вахобита», отлынивавшего от лечения, поместили хохла, упавшего с крыши и получившего такой же перелом, как у Скомороха с Герцогом.

– Так! – возликовал Митя. – В нашем полку прибыло.

Тут же возникла дискуссия на тему:

– Кой хрен надо было вам отделяться от нас, если вы к нам же и прётесь после этого в поисках работы, а? – герцог привстал на локтях. – Скажи-ка вот мне, хохляндия?

– О-о! – простонал новоприбывший хохол. – Я-то тут причём? Спроси у политиков.

– Э-э, нет, мы у тебя спрошиваем! – поддержал герцога Скоморох. – Расценки нам вы сбиваете! А строить не умеете, как следует! С крыши он свалился! Так тебе и надо.

– Погоди, – перебил герцог. – Вот я вам расскажу, как я к сестре ездил о ту пору, горилку пить. Петро, её мужик, о-ох бандюга… – герцог потряс кулаком, выискивая подходящее слово. – Ну вообщем, я ему ка-ак вмазал!..

– И что?

– А он… там такая сковорода с ручкой… хватает её и по лбу меня! Фах! Я с копыт.

– Ну?

– Всё.

– Да? А кто за бутылкой побежит? Без неё нам всё равно не разобраться. Романтик, тебе когда костыли принесут?

Можно много чего ещё рассказывать о тех днях, что Виктор Палыч провёл в больнице, и, в общем и целом, скучно не покажется, но и весело никому особо не будет. Так, развлекали друг друга, как могли. Однако рассказ наш совсем о другом и заканчивается таким образом.

Полгода спустя Романтик (прошу прощения – вырвалось невзначай: к этим прозвищам так быстро привыкаешь!) … Виктор Палыч ожидал на платформе электричку; облокотясь на ограждение, курил. Мимо прошёл мужчина, показавшийся знакомым. Виктор Палыч, докурил, потушил окурок о край урны, поглядел в спину уходящему и, не успев ещё отдать себе отчёта в причине побуждения, пошёл следом. Мужчина остановился, повернулся лицом, Виктор Палыч приблизился вплотную и неожиданно для себя произнёс: