– Ту-ту-ту! – замахал на неё Прохиндей. А когда дочь уснула, он перенёс ящик тихонечко в холодильник, бурча под нос: – Духи, милая, купим французские. Эта водичка нам для других планов надобна. Твой папуля так сделает, что окажется очень большим человеком. Таким большим, как… – Моментально закрыв холодильник, он выскочил из квартиры на лестничную площадку, открыл мусоропровод и прокричал в трубу: – Как Рокфеллер и Крёз, будет этот пронырливый человек Виктор Иванович Прохиндей, кой ужасно умён и которого бросила Соня, которая пожалеет и даже вернётся к которому!

Он в трубу вопил часто от преизбытка чувств.

Утром он выехал на работу, машину оставил у МИДа, будто он дипломат, и отправился по Арбату серьёзный и деловитый; только вошёл в ресторан под названием «Прага», как раздалось: «Интуристы пришли! Ну-ка, мальчики, мухами!» Он влез в свой фрак и, тряся фалдами, полетел в зал обслуживать. Жирный попался ему интурист: на двух стульях сидел, пожирал блюда, как пончики и на груди имел карточку: Vorotila Finansovich, businessmen from America (Воротила Финансович, бизнесмен из Америки). Прохиндей, трепеща от волнения, подал десерт и шепнул:

– Вери гуд, сё. Есть большой бизнес. Очень большой.

Воротила Финансович вскинул глаза. – Я есть из Штатов не шутки шутить! Сколько ваш бизнес – два, сто рублей, тысяча? Фуй!

Прохиндей, заставляя поднос грязной посудой, выдавил из себя: – Тысяча миллиардов! – и убежал. Потому что на них уже стали коситься. А лучше иметь вещь непроданную, чем не иметь что продать. Всюду были коварные кагэбэшники, жуткие были тогда времена при Андропове, и за связь с иностранцами получали порядочный срок. В полночь он покидал ресторан возбуждённый и, проходя мимо длинного линкольна, услыхал:

– Какой сделка-бизнес?

Его манил Воротила Финансович.

Только сунулся Прохиндей к дверце, заголосил милицейский свисток. Он отпрянул и, взмокнув от страха, пошёл по пустынному тротуару сквозь ветер и снег, освещаемый яркими фонарями. Линкольн незамедлительно тронулся следом, и Воротила Финансович, высунувшись, закричал:

– Вы есть обманщик! Я жалуйся в МИД!

Остановилась какая-то пара прохожих, а милицейский патруль обернулся на крики.

– Здесь не могу! Это тайна! – хрипел Прохиндей, ускоряя шаг.

– Так. О кей! – Воротила Финансович Трамп думал быстро. – Я на проспекте Калинин бежать разгоняйся и превращайся в ворону. Вы разгоняйся за мной, тоже так превращайся. Я эти все магнифиции очень просто могу. Мы летим тихий место беседовайт бизнес. – И он умчался.

А на Калининском было светлей и чуть-чуть оживлённее, несмотря на осеннюю ночь, и блестел, отражая бегущие автомобили, асфальт. Перепуганный Прохиндей, услыхав свист, на другой стороне различил Воротилу Финансовича, каковой, помахав ему, побежал вдруг от белого линкольна, путаясь в полах чёрной шикарнейшей и мерцающей призрачно шубы. У ювелирного магазина он заплескал вдруг руками, потом подлетел и – ворона вороной – начал кружить над проспектом покаркивая. Прохиндей, оглядевшись, стащил с себя шапку и побежал, но тотчас поскользнулся и шлёпнулся, извозив в слякоти брюки и плащ. Рассмеялись фланирующие юнцы. «Дядька в винный торопится!» Прохиндей затрусил тогда медленно и прилично, краснея и думая, что вот в сорок лет психа послушал и собирается бегать, чтоб… превратится в ворону! и, может быть, заберут его в психдиспансер. Пару раз всё-таки прыгнув и размахавшись руками, он застыдился совсем и свернул в переулок, делая вид, что не его нагоняет жирнющая злая ворона, которую стали ловить проходившие тут забулдыги. Во тьме меж домами ворона напала опять и ругалась так грубо, что Прохиндей, заткнув уши, пустился бегом и ударился вдруг о метлу, на которой неслась по своим делам ведьма по имени Алгаритма, так что другой конец навернул Воротилу Финансовича. Эта ведьма… Впрочем, чудес тогда было вдосталь в то славное сказочное советское время, чтобы на них останавливаться. Все трое, коротко говоря, грохнулись об асфальт, поползли кто куда. Подоспевшие забулдыги схватили ворону и, только хотели идти, как заметили остальных.