– Оставим ей Кока.

– Кока-колу я люблю, – сказал Амер-Нази, – пробовал в Америке.

– Это японская.

– Тем не менее, надо оставить Юко, – сказала Агафья Учительница.

Одиссей промолчал, видимо, чтобы сойти за умного, как решил Нази, а сам он даже неожиданно для самого себя ляпнул:

– Как главный судья соревнований, я оставлю ему, – он кивнул на Ваську, – иво Вазари.

Агафья развела руки в стороны, но ничего не сказала, только тяжело вздохнула, мол:

– Ни-че-го-о не понимаю!

– Это хорошо, – сказала Ника Ович, – что тебе ничего не сняли за удар по мне ногой.

– Почему?

– Ко кочану. Ты, что, не понял? Когда я ударю по тебе мне тоже ничего не будет.

– Это не очевидно, – ответил Василий Иванович.

– Думаешь – это не аксиома?

– Уверен – это тока теорема. Ее надо доказывать.

– Так ты, что, не деревенский?

– С Альфы, как все.

– С такой рожей с Альфы не приезжают, ибо… – она провела двойку: правой по корпусу, левой джеб, – ибо там все аристократы или демократы. А ты кто?

– Я – Граф.

– Граф, в каком смысле? – спросила Ника, и опять ударила, и разбила Ваське нос из-за того, что он задумался.

– У меня будет дивизия, если я выиграю этот турнир. Фактически вся Царицынская область будет моей.

– Как она будет называться?

На этот раз Васька прикинулся, что опять задумался, и Ника, попытавшаяся провести Подхват под Неопорную ногу – промахнулась, ее правая нога просвистела мимо, но не настолько быстро, чтобы Василий Иванович не успел просунуть вслед за ней свою лапу. И таким образом, повисшая на этой мощной волосатой руке Ника, была перевернута вниз головой и брошена через канаты прямо на судейский стол, а буквально в предводителя Нази.

– Точно в середину, – сказал Василий.

Он снял перчатки – с помощью своего Углового Вильяма Фрея – кинул одну в зал, прямо в жену, любовницу – или, как ее там – Дэна Коллонтай – Кали. Ей сразу предложили – нет, не деньги, а:

– Будем с тобой драться за эту перчатку, или так отдашь? – сказала одна леди, одетая, впрочем, просто. Нет, это была не Щепка, сидевшая почти рядом, через Дэна, рядом с Колчаком. Она наоборот, не стала спорить за эту перчатку, так как знала:

– Васька, который сейчас был на ринге:

– Он ее любит. – Да и просто не успела бы схватиться за эту перчатку, ибо Неизвестная оказалась быстрее. Очень быстрой. Что и заставило ее открыть от изумления рот.

– Эни-боди! – между тем раздался крик. – Принесите, пли-и-з, пожалуйста, Эни-син, а лучше всего шашлык по-Царицынски.

– Никто не знает, дорогой, вот из ит.

– Кто это сказал? – спросил Василий. – Рипит ит, плииз. Нет, честно, я не понял, прошу повторить.

– Я! – крикнула Кали, и добавила, обернувшись к мужу – первому любовнику Дэну, – это я пошутила. Но в том смысле, что хотела сказать:

– Цыпленок Табака дорогой, а так вышло, что многие могли подумать, он, этот Васька дорогой.

– Хорошо, закажи ему Цыпленка Табака, – ответил Дэн, впрочем, довольно хмуро. – Чё-то здесь не так, подумал он. – И стал вспоминать:

– С ней ли он летел с Альфы, с ней ли там крутил шуры-муры, или это произошло только здесь?

– И вообще: ты Инопланетянка?

– Что? Кто? Да как смел ты сколько раз клянчил у меня в долг на Альфе?

Тут Дэн вспомнил, что Коллонтай здесь, а на Альфе Центавра она работала барменшей Га в Колизее, где был, естественно, не только кабак, но и на арене выступали гладиаторы.

Из буфета принесли только что зажаренного ЦТ – Цыпленка Табака, и Кали хотела выпросить у Дэна разрешение отнести его Ваське, но не успела, как поется:

– Даже слова сказать, – ЦТ понесла новенькая. Так-то она была не новенькая, но ее никто не узнал. Вообще у Инопланетян слабо развито чувство узнавания людей. Также, как у людей слабо развито узнавание обезьян или тигров, даже тайванцев, например: