– Перстни делать? – Вася.
– Естественно.
– У меня нет знакомого в Нью-Йорке, как сказал один колумбиец одному американцу, когда они вместе дули брызги виски на огонь, чтобы он посильнее вспыхивал, чтобы было веселее в этом захолустье, и закусывали листьями коки.
– Теперь есть, – ответил Котовский. – Как и тогда Ричард Гир.
– У тебя есть золото? – удивился Василий.
– Дак будет. Скоро.
– Надо было предупреждать.
– Послушайте, парламентеры, а где, этот Залетный? – Пархоменко остановился посреди широкого перекрестка.
– Ни души, как в Мастере и Маргарите, – остановился и Котовский.
– Вот зараза, очень хитрый оказался, – ударил себя по лбу Василий Иванович. – Он в бане.
– Не может быть! – воскликнул Котовский.
– Я бы не остался, – согласился Пархоменко, – это глупо.
– Так он с Альфы.
– Вернемся?
– Я не уверен, так мы его вообще упустим.
– Да-а, альфовец, тем более пьяный, а обманул нас, настоящих аборигенов.
– Ну, что будем делать?
– Давайте разделимся, я останусь здесь, Птаха, пойдет дальше по проспекту, а ты, Вася, как грится:
– Иди в баню.
– Я в баню? Хорошо, там две телки, трахну их заодно, – ответил Василий Иванович.
– Не соблазнишь.
– И знаешь почему? Они же ж мер-р-т-т-в-ы-ы-е-е-е.
– Да пусть идет, – сказал Пархоменко.
– Да, Вася, иди, ты всё равно не в доле, – согласился Котовский. – Запарь там парку покрепче, авось оне оживут, да и трахнешь их заодно действительно.
– Ха-ха-ха, – добавил Пархоменко. – Ты туда? – обратился он к Котовскому. – Тогда я прямо.
– А ты иди назад, – обратился сам к себе Василий Иванович.
– Любишь? – спросил Котовский.
– Кого, в том смысле что, что? – сказал Вася, – трахаться?
– Командовать! – крикнул уже отошедший довольно далеко Пархоменко.
– Да, парень, у тебя природная склонность быть командиром ударной дивизии.
– Дак, да, согласен. – И Василий Иванович, понуря голову пошел в баню. Не очень, значится верил в реальность будущего.
Далее, что уже произошло в бане?
Трое сидели за длинным чистым столом и играли в карты.
– Ты эта чё бросил-а, или дальше пойдешь? – услышал Вася, а еще не вошел, а только взялся за ручку двери.
– Тихо!
– Что? Щас быстро послушаем, и продолжим. – И пошло, поехало:
– Северный чуть-чуть отвалил, но из Сибири уже идет сплошная стена, и что самое интересное, не идет даже, а летит, летит, практически:
– Как пух Эола, – то разовьется, то совьется, и бьет и бьет всех по ногам.
– А с Запада?
– С Запада, говоришь? А! с Запада. Так и прет, так и прет, можно сказать не частями, а Легионами целыми.
– Не отбиться.
– Однозначно. Все замерзнем.
– Почему?
– Так мертвые обычно замерзают.
– Это верно, но идет-то на нас силами неисчислимыми жара, а не холод.
– Что?
– И грю, если ты плохо слышал, идет:
– Красная жара.
– Да подождите вы, дайте послушать, – услышал Вася, резкий раздражительный пронзительный голос. – О! узас, точно идет. И сила эта непобедимая.
Волосы на голове у Василия Иванович встали дыбом, и он решил не входить, а:
– А неслышно, хотя и со скрипом приоткрыл дверь, и вполз в вестибюль шикарной сауны.
– Что это было? – услышал он добрый голос.
– Хе с ушами, – ответил злой. И добавил: – Ай, ай!
– Ты чё? – спросил Дро.
– Хорек какой-то пробежал.
– Даже не пробежал, а быстро прополз, – добавил добрый голос.
– Прекратите меня пугать, – сказал Дро, – я еще не совсем протрезвел.
И тут Василий Иванович поднялся во весь свой богатырский, впрочем, небольшой рост, и рявкнул:
– Ты справа, ты слева!
– А я? – вставил Дро.
– По центру.
– Что же вы будете делать? – задал Дро риторический вопрос.
– Я вас прикрою.
Люди встали, и против своей воли, как загипнотизированные, рванулись с трех сторон, но не к двери в парную, как думал по умолчанию Вася, а на улицу, и: