– Всё! Если не размажешь, то и на завтра хватит.

Если что, подрисуем.

Надела я юбку, блузку, а сверху и свитер, и Наташка занялась моей причёской. Еле я дотерпела и сразу к зеркалу, ведь в зимней одёжке я ж себя ни разу не видела, да и не носила её никогда. Из зеркала на меня глянула моя Алёна. И так мне стало легко, настроение просто чумовое!

– Ну, поехали за покупками. Надо же нам с тобой что-то на стол поставить, – говорит Наташка.

Я ноги в валенки, и вот мы уже на улице.

Зимой я на улице, как вы понимаете, тоже в первый раз была. И сразу попили новые ощущения. Под курткой грудь совершенно чётко просматривается, куртка-то женская, под юбку мороз лезет, только мне всё это было так приятно, что и не передать. Да, забыла сказать, что на руки мне мы варежки купили, на голову вязаную белую шапочку и на шею шарфик. Со стороны, ну прямо сельская идиллия: две поселянки в валенках (Наташка по такому случаю тоже валенки одела), в варежках куда-то солнечным зимним днём торопятся.

Я была счастлива, даже не знаю, как и сказать, просто на седьмом небе! И опять на автобусную остановку, в райцентр, потому что в нашем городке нельзя было купить ничего путного, а уж тем более к праздничному столу.

И тут меня ждал сюрприз. Подошёл автобус, я к нему, а Наташка меня за руку:

– Постой, надо кое-кого подождать.

Я опешила:

– Кого ждать-то?

– Увидишь, – говорит Наташка.

И правда, минут через пять приходит её старшая сестра, Людмила. У меня от сердца отлегло, а то ждать кого-то! Говорить-то по-девчачьи в те времена я ещё не умела, а значит, опять молчать всю дорогу, если бы кто другой с нами поехал. А Людка с лета обо мне знала. Нас с Наташкой все считали влюблёнными, а, по ходу, так оно и было. И, конечно, мы с ней, когда я была не Алёна, везде ходили вместе, а Людка стала нас подковыривать, что, мол, свадьба-то когда? Вот тогда мы с Наташкой и рассказали ей про меня, Алёну, просто так совпало, но это совсем другая история.

Подошёл ещё один автобус, и мы поехали. Окна затянуло морозными узорами, а нам и не до того было, сидели, шептались и хихикали, прямо как летом.

В райцентре накупили всего в магазинах и, конечно, на рынке, а я ко всему купила три пары самых больших носков, какие только смогла найти.

– А это зачем? – спрашивает Людмила.

– Потом узнаешь, – отвечаю.

Допёрлись до вокзала, а там уже взяли машину потому, что было нереально ехать со всеми покупками в автобусе. Затащили всё это на пятый этаж, и Людка ушла.

Сели мы с Наташкой передохнуть. А в квартире тепло. Стало мне жарко, свитер сняла и говорю Наташке:

– В этих колготках что-то я запарилась. У тебя остались мои тоненькие, с лета?

Она мне их достала, и я переоделась.

– Теперь давай угощение делать, – говорит Наташка.

Я хоть и Алёна, а готовить ничего не умела, да и сейчас тоже. Но Наташка надела мне на шею фартук, завязала его сзади и посадила резать всякую всячину на салаты. Так мы и готовили не спеша, не торопясь, и было так здорово!

Незаметно за окном стемнело. Стол раздвигать не стали, зачем, когда нас будет только трое. Наташка зажгла ёлку. Она у неё, по её словам, наряженная, уже неделю стояла. Ну и на стол накрывать начали. Включили телевизор, а часов в десять пришла Людка. Конечно, одна, без мужа. Он у неё выпить любил, и в этот день исключения не было.

– Спит уже, гадёныш, – так сказала Людка.

Сели за стол. Вино купили креплёное, ну и налили, выпили. И так мы уютно и славно сидели, что потом я что-то и не могу припомнить такого Рождества. Даже по сегодняшний день.

В двенадцать мы подняли бокалы, и я сказала, что в Вифлееме уже горит звезда. Рождество наступило. Потом я взяла гитару, и мы все вместе давай песни петь. А часа в три решили укладываться спать.