Я Наташке про юбку сказала, а она смеётся:
– Привыкай, подружка!
И ото всех впечатлений дня, ото всех ощущений вечера мне было так хорошо, так легко, что хотелось взлететь! А ещё рядом Наташка, которая всё понимает и во всём меня поддерживает.
И как же чудесно было! Всё это помнится до сих пор. Мало того, кажется, что стоит только приехать в наш городок и попадёшь опять в свою юность, где ждёт меня моя прежняя Наташка…
Потом мы пришли во двор и ещё долго сидели вдвоём на детской площадке. Ничего странного, две подружки, которым не хочется спать. Так мы и сидели. Но, к нашему сожалению, на востоке небо уже едва заметно начало алеть, и нам ничего не оставалось, кроме как разойтись по домам.
Тётка была на работе, и я ещё какое-то время бродила по квартире. Потом сняла футболку, юбочку и прямо в лифчике и с растрёпанными волосами легла спать в своей комнате, предварительно закрыв дверь на задвижку.
Вот и всё. И ничего особенного. Просто съездили в кино, а как было здорово!
Рождество
Раз уж я начала вспоминать мой первый год, то как я могу пройти мимо самого, пожалуй, яркого события тех времён? Однако произошло оно зимой, а ведь никто нам не мешает туда перенестись. Но всё по порядку.
Я тогда училась на первом курсе в институте, на вечернем отделении. Днём работа, вечером институт. Тоска зелёная! И вот где-то в конце ноября мне позвонила Наташка. Говорит:
– Знаешь, моим предкам дали двухнедельную путёвку в дом отдыха. Уезжают они туда за неделю до Нового года, там его встречают и ещё неделю будут там. Ты бы как-то выкроила время и приехала.
Я на календарь посмотрела, и сердце забилось часто-часто.
– Наташка! А ведь это судьба! – говорю. – Ты глянь, ведь сочельник в субботу, а Рождество в воскресенье! Может, устроим вечеринку?
Надо вам сказать, что Рождество я всегда отмечаю двадцать пятого декабря, и Наташка это знала, потому и не удивилась. Она помолчала, а потом и говорит:
– Только, когда приедешь, на Рождество пусть будет Алёна.
А я ей:
– Так у меня ж, у бедной, ничего зимнего нету!
Ответ последовал сразу:
– Тоже верно. Приезжай в начале декабря. Что-нибудь сообразим.
Деньги у меня уже были свои. Как же! Ведь я работала в одном НИИ лаборанткой. И в какие-то выходные приезжаю, естественно, не как Алёна. В райцентр на электричке. Наташка меня уже ждала в вокзале. Морозец был небольшой. И пошли мы по магазинам.
Купили мне очень тёплую, ниже колен юбку чёрного цвета, свитерок в розово-синюю полоску и очень нарядную белую блузку. Потом ещё замечательную, тоже чёрную, зимнюю курточку. Я её потом не один год носила. Единственно не купили никакой обуви.
– Не беда, – говорит Наташка. – В валенках походишь, если на улицу пойдём.
Я говорю:
– Конечно пойдём!
И мы купили ещё и валенки, потому как выбор у них на рынке был огромный и, самое главное, имелись любые размеры. Отвезли мы всё это к Наташке домой, и я вернулась в Москву.
Дни тянулись и тянулись. Чем ближе к сроку, тем медленнее. На пятницу я у нашего завлаба отпросилась и под вечер уже была у Наташки. Дома сказала, что с компанией едем на два дня к кому-то там на дачу. Так что куда я поехала, не знал никто.
Переночевали, а утром Наташка взялась за меня. Ну, во-первых, она купила мне новый лифчик. Как всегда, он был заполнен ватой и аккуратно зашит. А ещё трусики, и штанишки новые, тёплые, и такие же тёплые колготки. Я всё это надела.
– Садись, – говорит Наташка. – Красить тебя буду. Остальное потом оденешь.
И вот я опять, как летом, сижу, а Наташка надо мной колдует. По прошествии довольно долгого времени она мне объявляет: