– Ты из назореев? – с презрением спросил Кустодиан.

Старик кивнул.

– Как это работает? – недоумевал Кустодиан. – Как ты можешь быть христианином, если твоё служение противоречит принципам Плотника? Разве он говорил о предательстве?

– Но я никого не предавал, господин! Напротив, я верен до глубины души.

– Филиппа ты, может, и не предавал, а вот Отечество – с первого дня знакомства с Македонцем. Откуда ты родом?

– Из Иллирии. После службы в легионе был матросом на киликийском судне. Там же и заинтересовался учением Пророка из Иудеи.

– Где служил?

– Под Парфией.

– Значит, жизнь ты повидал.

– В былые годы я бы тебя переломил одними пальцами, Кустодиан. Сейчас же мне соплей можно хребет переломить. Мне восьмой десяток.

– Значит, ты преданный слуга Рима. Почему легионер подался в услужение к центуриону?

– Я не римлянин, посему не пропитался римским честолюбием.

– Наоборот – ты иллириец. Вы народец своеобразный и свободолюбивый. Даже римлянину стать рабом проще, нежели иллирийцу. Тем более, после правления Диоклетиана вы почувствовали силу.

– Да, он был из иллирийцев, – подтвердил старик.

– И почему же желание подчиняться пересилило желание управлять?

– Таков путь грешника.

– Началось. Только не рассказывай мне про космос и пневму.

– Это другое, Кустодиан.

– Опустим подробности. Так куда ты нёс письма?

– В лагерь Аттала.

– Когда?

– Во вторую стражу. Меня встретят у межи за крепостью.

Кустодиан посмотрел на играющие языки пламени на стене и прикинул, что сигнал второй стражи ещё не оглашали.

– Допустим, я тебе поверил, назорей. Но зачем Филиппу письма, если он кормит червей возле Массилии?

– Не кормит, господин. Он специально завёл легион на бойню, а сам перешёл на сторону галлов.

– Значит, Филипп в стане Аттала?

Савл кивнул.

– Кто ещё знает об этом?

– Никто.

– Ты планировал лишь отдать письма или остаться в стане алеманнов вместе с ними?

– Нет. Господин Филипп оповестил, что ему нужны письма, а после он дарует мне свободу.

– Так ты и не был рабом.

– Да, я гражданин Рима.

– В чем же проблема?

– Я – раб своих убеждений и принципов. Нельзя предавать господина, даже если он сам кого-то предал.

– Философия Плотника и твои принципы мне непонятны.

– Значит, не пришло время.

– Возможно, назорей. Что же ты решил делать?

– Пока я не встретил тебя, решение было ясным, – Савл пожал плечами. – Сейчас я в замешательстве. В стане алеманнов я не нужен. К тому же они ненавидят христиан. Из гарнизона меня выгонят. Ты ведь всё знаешь. Я не смогу здесь остаться теперь, когда правда всплыла.

– Удивлён, что ты не забрал письма раньше. Сжёг бы их и не думал. Я не сказал, что буду трезвонить о твоём предательстве на каждом углу.

– Какой смысл тебе молчать? Римский легат оказался в сговоре с Атталом, – Савл приложил руку ко рту, изображая глашатая. – На месте Августа я бы забил палками и распял весь высший состав легиона. Филипп сделал всё, чтобы разложить дисциплину в гарнизоне.

– Он умеет расслабляться и расслаблять других. Сколько ему платили за передачу сведений?

– Жалованье легата Аттал увеличил втрое.

– Предать побратимов и принципы за три мешка с золотом? О Афина, верни ему разум!

– Это уже другой вопрос. Все мы люди, и каждый выбирает свой путь. Филипп выбрал свой. Не вижу смысла его осуждать. Оставим его на суд божий.

Савл успокоился. Он словно вернулся в былые годы, и даже его голос стал не таким скрипучим. Он по-прежнему боялся Кустодиана, но воспринимал его больше как союзника, чем врага. Спартанец же теперь считал старика за равного. Кустодиан раскрыл ещё одно письмо, но Савл его перебил:

– Не трать понапрасну время, трибун. Я могу пересказать, что говорится в этих письмах.