– Давно ли ты проникся римским честолюбием? – поинтересовался Прокл.

– Я вообще-то римлянин.

– Серьёзно? А кто вопил, что в его жилах течет кровь фракийских гетулов?

– Когда надо, он – фракиец, в остальных случаях – смотрит по ситуации, – сказал Стиракс.

Протей не ответил. Он бы с удовольствием вступил в полемику или драку с Гунном, но чахлые остатки здравомыслия подсказывали не связываться с соратником. Фракиец проявил твёрдость только потому, что не знал, куда ещё, помимо крепости, они могут пойти, не запятнав доброе имя.

Гоплиты продолжили полуголодное шествие к гарнизону Хлора. Они больше молчали, лишь изредка обмениваясь репликами о том, где искать еду. Время от времени гоплиты поминали смерть Кеннета и сетовали на превратности судьбы.

Более прочих жаловался Гунн, который во всём видел дурное предзнаменование; Прокл стоически выдерживал тяжести похода, не показывая усталости; Протей старался скрыть плохое настроение; Анион шёл, поглаживая урчащий живот. Лишь на лицах Кемаля с Эфиальтом никоим образом не отражалось напряжение. Они словно нисколько не потеряли сил и не утратили дух.

В итоге даже Прокл, самый честный и рассудительный из гоплитов, пошёл против принципов и предложил украсть первых попавшихся лошадей, дабы скорее добраться до конечного пункта. Предложение никто не поддержал, ведь даже одну лошадь для начала надо было изловить. И в случае успеха гоплиты, скорее всего, съели бы животное.

После очередной разведки Стиракс сообщил, что нашёл деревню, из которой бежали жители. Галльская кавалерия ураганом пронеслась по поселению и двинулась в сторону тракта. Гоплиты подождали, пока галлы скроются, и отправились в деревню. Там они раздобыли немного еды и сытые вернулись на старую тропу.

Протей устроил привал, и все с удовольствием растянулись в тени, не обращая внимания на назойливых комаров. Фракиец подсел к Кемалю, который рылся в пергаментах.

– Зачем тебе эти бумажки? – спросил Протей.

Пун отвлёкся от изучения манускрипта:

– Здесь встречаются знакомые буквы. Пытаюсь понять суть.

Протей взял у него пергаменты, бегло изучил их и вернул.

– Это ведь бумажки из Святилища? Зачем они тебе?

– Я же говорю, что заметил знакомые буквы. Остальное на неизвестном мне диалекте. Возможно, местном. Тебя бы не удивило, встреть ты слова на латыни где-нибудь в Иллирии?

– В Иллирии и так все говорят на латыни и греческом, – откликнулся Прокл, стянув наголовник. – Типичная провинция. Это в Галлии народ ходит неграмотный.

– Поэтому мне стало интересно, для кого это оставлено.

– Моё предположение вас покоробит, однако оно – единственно верное, – сказал Стиракс. – Это молитвы. Ничего особенного. Пергаменты лежали в храме? Значит, точно молитвы! Вряд ли что-то важное.

– Отдай их, Кемаль, – властно произнёс Протей, протянув руку. – Ты слишком часто отвлекаешься на бумажки. Что ни привал – ты сразу за них. Вернёмся в крепость, получишь обратно.

Кемаль покорно отдал Протею документы, и тот спрятал их за пазухой.

Гоплиты продолжили путь и наткнулись на небольшое поселение аквитанских силингов. Там они нашли шесть лошадей, набрали стрел и наворовали еды на пару дней вперёд. Довольные и сытые гоплиты отправились к гарнизону Хлора, размышляя о том, как незаметно проскочить мимо многотысячного строя Аттала.

До крепости, по подсчётам Аниона, оставалось около двух суток пути, когда гоплиты заплутали в возникшем перед ними лесу. Только через несколько часов они снова оказались на дороге. Гоплиты ушли ещё дальше на Запад, и пейзаж вокруг сменился.

Кони беспокойно мотали головами, дёргались и недовольно фыркали. Гоплиты проскакали пару миль, прежде чем очутились у развилки трех дорог. Одна из них вела в Арелат, две другие остались без указателя. На помощь пришел Анион.