Григорий Смоляр совершенно иначе истолковывает процесс создания «дополнительного» подпольного комитета. В его изложении, с инициативой его создания выступил Исай Казинец – для предостережения от возможных обвинений в узурпации, если бы оказалось, что официальное подпольное минское руководство уже существует37, а вовсе не в качестве «запасного» на случай провала. Впоследствии большинство историков придерживалось предложенной Казинцом и озвученной Смоляром концепции создания «Доппарткома»: он был образован в дополнение к «законному», строго законспирированному и все еще не проявившему себя подпольному горкому, оставленному в оккупации белорусским партийным руководством.38

Часть исследователей позднего советского периода (Константин Доморад, Савелий Лещеня) вообще отрицает существование доппарткома, полагая, что факт создания этого эфемерного органа был выдуман единственным выжившим его руководителем Константином Григорьевым после освобождения Минска, а протоколы заседаний доппарткома и вовсе «…были подброшены в минский горком КП (б) Б в июле 1944 года… Григорьевым К. Д.39» Примечательно, что ранние высказывания Котикова по этому поводу подтверждают такую гипотезу. На допросах в НКВД – МГБ, состоявшихся в 1940-х годах, Котиков не упоминает о «Доппарткоме», и только годы спустя, в выступлении на заседании комиссии по вопросам минского подполья (1958 год) высказался в том отношении, что после ареста забыл о существовании доппарткома и вспомнил о нем только после освобождения.40

***

Точные день и месяц заседания, состоявшегося на квартире Георгия Семенова (входил в состав группы «нефтяников») по улице Луговой, 5, не известны. Историки датируют встречу весьма приблизительно: концом ноября – началом декабря 1941 года.41 Озвученный Алексеем Котиковым конфликт «нефтяников» и Комаровской группы, как представляется, в действительности заключался в банальном споре об условиях объединения подпольных групп под общим руководством.

Первоначально, вероятнее всего, рассматривался вариант подчинения появившихся к тому времени подпольных групп под руководством одной, наиболее массовой и активной организации (в интерпретации Алексея Котикова – какой комитет считать основным и какой – дополнительным). Такой вариант объединения не мог не повлечь за собой споров о том, «кто в кого войдет»: Комаровская группа в состав нефтяников, либо наоборот, последние в лице Казинца и Григорьева присоединят к своей организации группу Степана Зайца.

Победы в развернувшемся споре достичь не смогли ни Казинец с товарищами, ни Заяц. В результате родился компромисс. Как это будет показано в соответствующей части нашего повествования, минский подпольный комитет был создан путем объединения двух названных подпольных групп. При этом, из контекста высказываний Алексей Котикова видно, что объединение состоялось не путем поглощения одной организацией всех остальных, а на равных условиях: «взяли и создали единый подпольный комитет партии»42, – без разделения на «основной» и «дополнительный». Правда, на выборах членов подпольного комитета «нефтяники» получили значительное преимущество. Из их числа в состав комитета вошли сразу трое – Исай Казинец, Константин Григорьев и Георгий Семенов, тогда как комаровских подпольщиков представлял в нем один Степан Заяц. Пятым членом комитета был избран Иван Ковалев – как уполномоченный ЦК. Подобное непропорциональное представительство не имело логики – если только объединение подпольных групп происходило на равноправных условиях. Впрочем, такое положение просуществовало недолго и в скором времени состав горкома пыл расширен почти вдвое – до девяти человек. Помимо «нефтяников», почти в полном составе вошедших с в состав комитета (всего в их группу входило семь или восемь человек) и чуть более многочисленной комаровской группы, в городе к этому времени проявили себя несколько других подпольных организаций – более многочисленных и активных в сравнении с учредителями горкома. Во-первых, это, разумеется, подпольщики железнодорожного узла, и, во-вторых, образованный еще в сентябре Военный совет партизанского движения (ВСПД), состоявший из «застрявших» в тылу военнослужащих РККА (в основном – командный состав): к концу года эта организация насчитывала в своих рядах до 300 человек, готовившихся к выходу в лес для ведения партизанской борьбы с немцами.