Они приближались к Афганистану северным путем, вдоль Инда. С остальной Азией Индию соединяла густая сеть торговых и паломнических маршрутов. Эти пыльные тропы были кровеносными сосудами мира. Тысячелетиями ими пользовались путешественники и купцы с караванами золота и серебра, шелков и пряностей, яшмы и лазурита, изобретений и верований. Здесь перемещались взад-вперед армии, возводившие на трон царей и созидавшие империи. Сейчас с берега Инда взирал на далекие горы, тяжело дыша и усмехаясь, Иосия Харлан.

Обессиленный Массон чувствовал себя безнадежно одиноким, и у него не было настроения подхватывать эти восторги. При переправе через реку он не спускал глаз не с горизонта, а с крокодила длиной 1,8 метра, неподвижно лежавшего на противоположном берегу. Когда ветер поменял направление, он почувствовал смрад: крокодил давно издох и разлагался на жаре. В тот вечер они разбили лагерь на берегу Инда, и Массон засиделся допоздна, «размышляя о людях и картинах, оставшихся позади. Если сомнение и затуманило на мгновение мой ум, гордость за то, что мы забрались в такую даль, отогнала его и укрепила во мне желание идти дальше»[45]. Кроме того (хоть Массон этого и не говорил), у него вряд ли был выбор.

Следующие несколько дней, пока они двигались вдоль Инда к городу Дера-Исмаил-Хан, Харлан без передышки рассказывал Массону об Александре Македонском, юноше-горце, ставшем к 27 годам властелином почти всего известного в то время мира. Этот полководец завел свою армию дальше, чем смели указать ему боги. Мечтатель, чьи мечты осуществились. Харлана не занимали тонкости политики Александра, интриги греков и персов, речения далеких божеств. Его интересовали города Александра: кирпич и известка, золото и мечи.

К зениту своего могущества Александр возвел целую вереницу городов, раскинувшихся по всему миру – от Египта и Малой Азии через сердце Персидской империи до равнин Средней Азии и гор Афганистана. Все они именовались в его честь: Александрия. Всем известна Александрия Египетская, но по империи Александра было разбросано больше дюжины других Александрий. В них персы встречали афганцев, греческие боги превращались в индуистских, китайский шелк начинал свой путь в Рим. Города Александра были величайшим его наследием.

Харлан, мечтавший о собственной империи, гадал, должно быть, где он заложит свой первый Харланвиль (Харландрию? Харланополис?). «Гений, проявленный Александром при выборе мест для своих городов, – размышлял Харлан, – превращал его в непревзойденного зодчего империй»[46]. Но, внушал он Массону, ныне от городов Александра мало что осталось. Почти все его Александрии обратились в пыль. «Думаю, разрушения двух тысячелетий не оставили ни одного архитектурного памятника македонского завоевания Индии»[47].

Массон был в этом не так уверен; понемногу его начинали увлекать рассказы американца.

В пути Харлан и Массон отпраздновали причудливое Рождество. Массон объелся плодами из афганских садов, «свежим виноградом, грушами и яблоками»[48], распух и был совершенно счастлив. Как же далеко осталась лондонская церковь Святой Марии Олдерманбери, где он был крещен и ребенком отмечал Рождество! Так же далеко до квакерского молитвенного дома Харлана в Пенсильвании. К этому времени американец совсем потерял покой. С каждым днем он был все меньше уверен, кто он на самом деле – хищник или добыча. При всем старании он не мог забыть некогда услышанную афганскую поговорку: другие народы, дескать, «ради пропитания пашут и рыхлят землю, мы же предпочитаем копаться во внутренностях наших сородичей»