Володя взглянул на Александра и застыл в изумлении. С беззаботного детского лица его превращалось в застывшую маску, как будто мертвеца. Володя ужаснулся – он такого никогда не видел, но тут же это лицо, это выражение поменялось. Как будто Володе померещилось. Он даже подумал, что, скорее всего, нелепая игра теней, падавших от деревьев, сыграла злую шутку с его зрением.

– Нет, я один, – повторил Саша. – Предыдущий хозяин взял меня, купил и фактически подарил. Это был племянник Дмитрия Петровича Троекурова. Вот, ну и подарил меня, наверное, в качестве какого-то забавного питомца.

– Вон как! – сказал Володя.

– Да, именно так, – подтвердил Саша. – Я тут пригрелся. В хозяйском доме обитаю, стал, типа, помощником Дмитрия Петровича Троекурова. Я к нему обращаюсь «Дмитрий Петрович» или просто «Дядя Дима». У Дмитрия Петровича Троекурова никого нет – когда- то заболели все в его семье и умерли: и жена, и двое детей. Остался он один-одинёшник.

Ну, ещё племянник раз в тысячу лет приезжает и ничего не делает, кроме того, что постоянно деньги в долг занимает. И всё. А дядя Дима полностью эти долги покрывает.

– Ничего себе! А у Дмитрия Петровича Троекурова большие деньги?

– Ну, большие, нормальные. Свое хозяйство он ведёт очень исправно, хорошее поместье. Крестьяне работают, вроде бы, он их не обижает. Суконная фабрика есть, и целое большое поголовье овец, и немного коз. С овец состригает шерсть и делает сукно. Кроме этого, ещё шерсть возит с других поместий, у кого нет этой суконной фабрики. Соответственно, вот тут и поместью доход.

– Ну у Троекурова, – продолжал Саша, – я являюсь его, как бы сказать, помощником. Потихоньку ему помогаю, сколько могу.

– А как ты ему помогаешь? – спросил Володя.

– Ну, как помогаю? По дому что-то делаю, это самое… пишу какие-то записи, которые ему нужны. Могу тапочки принести, – Сашка рассмеялся. – Если у него ноги замёрзли или шерстяные носки одеть – всё-таки старик, ему всё время как-то холодновато. Вот, ну и там с переводом помогаю.

– Ты ему помогаешь с переводом? Какой перевод?

– А с немецкого на английский. А потм с английского на французский. А с французского он уже сам читает.

– Чего? – Володя встал и посмотрел на Сашку. – Ты помогаешь переводить с английского на французский или с английского на немецкий? Знаешь эти языки?

– Ну, в общей сложности, я знаю приблизительно шесть языков.

– С ума сойти! – Володя шёл, оторопевший. – Я с трудом знаю французский и русский, и всё.

– В таком случае, – продолжил Сашка, – если ты знаешь французский, то ты должен знать итальянский и испанский – это так называемая романская группа языков. Поэтому туда попадают и три последующих языка. Это, знаешь, как если ты знаешь, например, белорусский, украинский и польский языки, ну и чешский – где-то что-то похожее. Вот и здесь то же самое. Если ты знаешь немецкий, то тебе понятно, как-то датский и голландский язык. Ну, немножко можешь понимать шведский и норвежский.

– Вот это да! – удивился Володя. – Да ты ходячая энциклопедия! Даже и не скажешь, что ты крестьянин!

– У нас же так на Руси повелось, что если крестьянин… – Сашка хмыкнул. – То ты вообще никто. Господи! А я говорю Дмитрию Петровичу: «Вы возьмите простых русских крестьянских детей, отдайте на обучение, вы и не таких увидите, как я, может быть, ещё гораздо лучше! Хотя и меня хватит посмотреть в качестве примера. Вы возьмите! Если вы обучаете только барских детей, им обучение и всё такое, ну и получается, что вроде как барские дети все такие умные. На самом деле среди крестьян очень много умных людей, и даже читающих. Конечно, их очень мало, но сам факт того, что простой крестьянский ребёнок тянется к знаниям, о многом говорит.