Уже не помню, как я познакомилась со своей первой подружкой Светланой Шестопаловой, жившей от нас через пять хат, возле бабы Мани. Наверное, когда с бабушкой Неонилой ходила к её подруге бабе Мане, а может быть, в яслях. Света на год младше меня, но мы всегда до третьего класса были неразлучны и дома, и в яслях. Её мама умерла, когда дочке было всего два года. Моя мама её жалела и всегда приглашала к нам. Света и сейчас считает её образцом матери, до сих пор вспоминает её пирожки с протёртой сахарной свёклой и пареным тёрном. Мама показывала нам разные детские игры, давала разные лоскутки для кукол, учила держать иголку. Зимой мы целыми днями играли у нас на просторной печи. На той печи мы никогда не знали простуд и болезней.

Летом я ходила к Светлане нечасто, потому что панически боялась братьев Пустоваровых, моих ровесников Петра и Володьку. С замиранием сердца старалась бегом проскочить, прошмыгнуть мимо их двора. Они это видели и нарочно выбегали за мной – ухватить сзади за косички, это было как в кошмарном сне!

В доме Светы я запомнила на стене несколько картин-иллюстраций художников. На одной – Лиса перед медвежатами надкусывает кусок сыра. Другая – «В городском сквере» детишки в весенних ручьях пускают кораблики. За рамками были яркие германские открытки, отец Светы присылал их, когда после войны служил в Германии. Мне нравилась у них во дворе раскидистая яблоня, от её сочных яблок у нас губы и щёки становились коричневыми. А вокруг яблони красовался роскошный цветник с петуниями.

Отец Светы, дядько Пилип-Филипп, красивый мужчина: высокий, статный, немногословный, с надменным выражением лица. Дочь очень похожа на него тонкими чертами и стройным станом. Он после смерти первой жены Майи, матери Светы, женился на улыбчивой девушке Надежде из соседнего села, но до конца жизни ходил на другой конец своего села к любовнице Наталье, у которой рос его сын Володька – ровесник Светы.

В воскресенье летом мы иногда вдвоем ходили в Рогозянку в гости к её второй бабушке Ольге и деду Илье Савченко, которая угощала нас необыкновенно вкусными пирожками с капустой. Их хата вся цвела в рушниках и вышивках двух взрослых дочерей на выданье – Дуни и Нины.

С подружкой Светой и её сестренкой

Тогда, в середине ХХ века, в нашем селе, как и по всей Украине, в каждой сельской хате было светло и радостно: стены внутри и снаружи побелены, во дворе – подметено. Каждую субботу печь и плиту подбеливали, а глиняный пол-доливку протирали водой, по периметру подводили сажей и посыпав жёлтым песком, узорчато подметали гусиным крылышком. А летом посыпали свежей травой пижмы, чабреца или полыни.

Возле каждой хаты от улицы палисадник, огороженный тыном из лозы, – в нем кусты сирени и роз заглядывают в окна. В палисаднике и огороде много цветов: мальвы и чернобривцы, настурция и ночная фиалка, астры, георгины, пионы. Ниже двора – садок, потом огород, где-то по меже кусты калины, хмеля, бузины, тёрна, за огородом – луг и речка. В Рогозянке речка заболоченная, заросшая камышами и рогозой. Хозяева напротив своего огорода делали между камышей копанку с мостками-кладками, куда летом ходили купаться и полоскать бельё.

Летом, когда в колхозе много полевых работ, мы со Светой ходили в ясли. Там некоторое время, после рождения моих братьев-близнецов работала моя мама. Запомнила я молоденькую, красивую и весёлую воспитательницу, которую звали няня-Люба, малышня её обожала. Она пела нам песни и читала стихи, водила на экскурсию в посадку на горе, откуда видно было всё наше село в долине вдоль речки. Недалеко от яслей, за деревянным мостом, под горой однажды раскинулся цыганский табор, нас в яслях тогда пугали этими цыганами, которые якобы воруют детей. Нам же было и боязно, и очень любопытно поглядеть хотя бы издали на этот табор.