Свой шанс «воспитать гения» Вебер упустил. Зато потом, во время триумфа своего ученика, отзывался об Эйнштейне зло и совершенно несправедливо.

В 1900 году Эйнштейн получил диплом преподавателя физики и математики. На этом его образование завершилось. Впереди была научная карьера. Впрочем, он об этой карьере в те годы мог только мечтать. Не снискав лавров первого ученика (по некоторым предметам Эйнштейн все так же не успевал, как и ранее в гимназии), он все же вырвал у судьбы свою долю знаний (как оказалось, весьма и весьма значительную долю – ровно столько, сколько требуется гению для реализации своих выдающихся идей). Но что его ждало впереди?

Работа школьного учителя. Но… это в его положении было совершенно исключено. Он по-прежнему был апатридом и не имел права на какую-либо работу вообще. Денег на получение швейцарского гражданства тоже не было. Микроскопические накопления и те деньги, что могли отдать ему родители, он попросту проел. Что оставалось делать?

Два года он перебивался случайными эпизодическими заработками – заменял заболевшего учителя физики в школе в Винтеруре. Но уже эти непродолжительные периоды стабильности показали, что учителем он был хорошим. Дети встречали его с радостью. А его лекции запоминались учениками без зубрежки.

И тем не менее работой и источником дохода эти нерегулярные приработки признать было невозможно.

Свободное время, которого у Эйнштейна в 1900—1902 годах было в избытке, он отдавал занятиям наукой.

В 1901 году, получив гонорар за первую научную статью «Следствия теории капиллярности», опубликованную в берлинском журнале «Анналы физики», Эйнштейн смог оплатить пошлину и получить, наконец, гражданство Швейцарии. И его тут же вызвали повесткой на призывной пункт. В Швейцарии действовала и действует до сих пор всеобщая воинская повинность для всех без исключения граждан мужского пола.

Эту повестку Эйнштейн воспринял без особого энтузиазма. Однако, призыв мог бы решить его проблемы – в армии он хотя бы ни голодал.

Осматривавший Эйнштейна врач нашел у него целый букет болезней и пороков – от плоскостопия и расширения вен, до физического истощения.

– Молодой человек, так нельзя, – говорил доктор, пока Эйнштейн натягивал на себя одежду. – Вы должны правильно питаться. Поймите, в зрелом возрасте вы ощутите все те ошибки, что совершили в молодости собственным телом. Вот скажите, почему вы так истощены? Почему вы не едите, а?

– Не хочется, – выдавил из себя Эйнштейн, который не ел уже третий день – просто нечего было есть, в кармане не было ни франка.

– Вот я и говорю, так нельзя. Нужно себя заставить, превозмочь. Дайте мне слово, что отныне будете есть не менее трех раз в день.

Эйнштейн, не терпящий лжи, промолчал. А когда доктор на него пристально посмотрел, едва заметно и весьма неопределенно кивнул – то ли давая слово, то ли полемично покачав головой.

– Впрочем, к службе в армии вы совершенно не годитесь, – пробормотал врач, подписывая бумагу.

Эти два года стали самыми тяжелыми в жизни великого ученого. Вопрос стоял, буквально, о физическом выживании. Эйнштейн элементарно голодал, питаясь от случая к случаю через два дня на третий. Чувство голода преследовало его. И от этих тяжких невыносимых ощущений спасало лишь увлечение наукой.

Он не мог себе позволить нормального жилья, одевался, как попало, и жил, по сути, на деньги своей подруги Милевы Марич. В эти годы безбытный Эйнштейн не имел ни постоянного угла, ни какого-либо имущества. Он не брал денег в долг, поскольку знал, что не сможет отдать. Не ходил в гости, поскольку чувствовал, что не найдет сил для вежливого отказа от предложения поужинать (а его друзья были так же оглушительно бедны, чтобы кормить его за свой счет). Самое страшное, что впереди не было никакого просвета.