– Пока ты, например, чахнешь здесь, в мире происходят великие вещи, Лоренц. Люди изобретают новые лекарства, создают механизмы и сложные нейросети, совершают открытия. Правительство утверждает новые законы и правила, принимает серьезные решения…
– Мне плевать на то, что происходит вокруг, Варин. Я думал, что это очевидно.
– Эх, это все твое показное безразличие и надуманная скептичность. Что ты видишь, сидя здесь, среди дыма и грязищи? Квадрат окна максимум?
– Квадрат окна с мартовским небом, – поправил его Лоренц – И мартовскими лужами на дороге.
– Ты – творческий человек, и ты не имеешь права баррикадироваться от новостей, которые напрямую касаются тебя самого.
– Не думаю, что лужи другого времени года меня могут как-то задеть, Варин. И повторю – мне все равно.
– Может быть, ты хоть телевизор смотришь?
– Нет.
– Слушаешь радио?
– Редко.
– Ищешь что-то в интернете?
– Послушай, а нельзя ли ближе к делу, Варин? Это становится скучным.
– Хм, к делу, так к делу. Ты помнишь свою последнюю книгу, Лоренц? Как она называлась, в каком году вышла, какие рецензии получила от критиков?
Лоренц скривился: дым попал в глаза.
– Конечно. Не надо считать меня полным идиотом. Роман «Серая шаль». Я закончил его два года назад. Была в печати средним тиражом. Получилась довольно сильная вещь. Не без изъянов, конечно, но…
Варин шумно вздохнул, поправил рукава свитера, словно стряхивал с них невидимые соринки, снова сел в кресло.
– Нет, Лоренц. Твоя последняя работа «Серая тварь» вышла четыре года назад. И она не была в печати, ибо редактор не пропустил ее, как бы я не старался. Ты знаешь, что они назвали ее «вырождением жанра» и «бессмысленным бредом душевнобольного». И счастье, что критики до тебя не добрались – тогда от твоей репутации мастера ужасов остались бы одни косточки.
Лоренц посуровел, ощутив, каким горьким стал табачный дым. Он постарался сосредоточиться на маленьком тлеющем угольке перед глазами. Неужели, Варин прав? Насколько же лет он выпал из жизни? Ему внезапно стало страшно.
– С предыдущей книгой «Нуар» ситуация была чуть лучше, но все эти извращенные идеи с расчлененкой не слишком пришлись по вкусу читателям. Ты стал наполнять романы бессмысленным и бесконечным насилием, заменив им сюжет. Помнишь?
Лоренц почувствовал острый укол самолюбия. Это уже слишком. Он всегда остро реагировал на малейшую критику, и теперь его распирало от ярости. Вместо того, что бы заорать, перевернуть стол и запятнать безукоризненный свитер Варина жирными пятнами, он только раздавил в пепельнице сигарету и передернул плечами.
– Ты пришел, чтобы оскорблять мои работы? – сухо спросил он.
– Ты знаешь, что я говорю правду, – заметил Варин, пытливо глядя на него, – Поэтому не перебивай, пожалуйста, пока я подвожу тебя к основной идее. Помнишь, те новеллы, которые требовалось написать по мотивам детских сказок? Детские страшные истории к Хэллоуину. Ты первый предложил свою кандидатуру и название для сборника «Альбом проклятых».
– Неужели, и здесь все пошло не так?
– Пошло не так? – ахнул Варин, – Ты превратил детские сказки в больные фантазии маньяка. Помнишь, чем ты закончил «Кота в сапогах»? Он сожрал своего хозяина и стал носить его кожу, как плащ, вместе с сапогами? А Дюймовочка, которая повесилась на побеге цветка? А Гензель и Греттель, которые сожрали собственных родителей, когда вернулись из леса и сложили камин из их костей? Такой кровавый бред даже взрослых вгоняет в ужас, не говоря уже про детей…
– Это специфика жанра. Я пишу в таком стиле. Это мое авторское клеймо. Ты должен об этом знать, как литературный агент. Сколько лет мы с тобой работали, Варин? – собственный голос, полный истеричных ноток, показался ему отвратительным. Лоренц снова потянулся к пачке сигарет.