Алая раковина сердца. Инди-новеллы Георгий Нипан

Глупый пингвин робко прячет

тело жирное в утесах…

М. Горький «Песня о Буревестнике»

Трудно прятаться в лесу, когда светит солнышко, а на тебе белая сорочка и черный фрак. Даже маленькие березки и елочки не помогут. Особенно если ты любитель сырой рыбы и мыться с мылом тебе не приходилось. Любая собака найдет!

Она и нашла. Стоит, высунув язык, и рассматривает, наклоняя свою большую голову то влево, то вправо. Хорошо хоть не лает. Видно – добрая. Можно было бы угрожающе щелкнуть клювом и воинственно помахать крыльями-ластами, но по глазам видно, что собака смелая и с места не тронется. Шлепнет лапой, и свалишься на шишки. С другой стороны, сам от нее не удерешь. Куда там двум коротким лапам бегать от четырех длинных! Да еще и по кочкам. Вот ведь напасть!

– Эй, благородный Гектор! Ты что там нашел? – прорезал напряженную ситуацию человеческий голос.

Только людей здесь не хватало!

«Какого-то смешного толстяка, Ксюша!» – тявкнул сенбернар Гектор, обозначив свое местонахождение. Раздвигая низкорослые деревца, на голос собаки вышла девушка лет пятнадцати, худенькая и светленькая. В черном свитере, синих джинсах и белых кроссовках. Увидев находку Гектора, она захохотала и принялась кричать:

– Ма! Па! Быстро шлепайте ко мне. Смотрите, кого Гектор нашел!

Ксюша присела на корточки, обхватив могучую шею сенбернара, и принялась рассматривать обладателя белой сорочки и черного фрака.

– Ой, какой забавный! Тебе нравится, Гектор?

Молчаливый Гектор вместо ответа лизнул розовым языком белый живот толстяка. Толстяк определенно вызывал у него симпатию. Наконец подошли, одетые в джинсы и штормовки, Ксюшины мама и папа.

– Пингвин!!! – воскликнула мама.

– «У Пегги жил смешной пингвин, он наизусть знал марки вин…» – пропел папа.

– Он, наверное, потерялся. Надо его отдать в зоопарк. Мы туда позвоним, они приедут и заберут, – глубокомысленно произнесла мама.

– Не потерялся, а сбежал из зоопарка, – заметил папа. – Ближайшие зоопарки в Ижевске, – вспоминал папа, – Перми и Екатеринбурге. В Ижевске маленький, и пингвин для них роскошь. Екатеринбург – маловероятно, по пути горы. Таким образом, наш орел дал деру из Перми, а это больше трехсот километров на юг.

– Зачем он бежит на север, когда ему надо в Антарктиду? – У Ксюши была пятерка по биологии.

– Как-то чувствует, что до Антарктиды страшно далеко и пробирается в Арктику, точнее, к Северному Ледовитому океану. Скорее всего, – выстраивал предположения папа, – он плыл по Камскому водохранилищу, пока не столкнулся со встречным течением самой Камы. Плыть против течения тяжело, поэтому он выходит на берег передохнуть. Не добраться ему до океана!

– Папа, почему? – спросила Ксюша. – Он же триста километров уже одолел!

– До океана еще больше тысячи километров, а бесконечно везти не может. У него на родине один враг – морской леопард, да и тот в воде, где он сам король, а на суше, покрытой льдом, только полярники, сплошь инженеры да ученые. Здесь же кругом враги: в лесу звери, а на реках люди, далеко не полярные исследователи. Его же вороны заклюют, волки загрызут и бурые мишки слопают.

– Что же делать, папа?

– Я же говорю, в зоопарк вернуть, – вклинилась мама.

– Можно домой забрать, – предложил папа. – Будете втроем вечерами гулять: ты, Гектор и пингвин. Все окрестные собаки вместе с хозяевами будут ваши.

– Пап, я серьезно. Не хочет он в неволе жить! Он доплывет до океана. Ему бы только добраться до Печоры, она ведь на север течет.

У Ксюши и по географии была пятерка, и вообще она хорошо училась в школе, но папа, в юности увлекавшийся походами на байдарках, представил реальный водный путь к океану и сказал:

– Хорошенькое дело – добраться до Печоры! Для этого надо попасть в устье Южной Кельтмы. Подняться вверх по этой сплавной реке, утыканной топляками и пыжами, до притока Джурича. По Джуричу, через три переката, проплыть до заброшенного Северо-Екатерининского канала. Преодолев разрушенные шлюзы канала, выйти к Северной Кельтме. Это приток Вычегды. Дальше сам не ходил, но знаю из рассказов ребят. Надо плыть в верховья Вычегды до устья Чери-Вычегодской или Ежва-Чери, и пройти до ее истока. Затем около километра пешком по волоку до Чери-Ижемской, по которой спуститься вниз до Ижмы, сплошь покрытой нефтяными пятнами, а уж Ижма вынесет в Печору. Ну а Печора довезет до океана, в котором пингвина ждут добрые белые медведи.

Папа потер переносицу, что было явным свидетельством принятия какого-то важного решения.

– Мы можем подбросить его до Южной Кельтмы. На нашем «Аллюре» это около двух часов хода, ну и назад часа четыре. К вечерним программам новостей вернемся в Березняки.

– Ой, папка! Какой ты мудрый! – завизжала Ксюша.

– Так, – заметила мама, – как меня подвезти за десять минут на работу, так это не по пути, а пингвинов развозить за сотни километров, так это мы добрые гуманисты-гринписовцы!

– Ну мама, – укоризненно протянула Ксюша.

Папа ничего не ответил маме. Он сам был такой же неукротимый в достижении своей цели, как этот пингвин, и вслух произнес:

– Ладно, я иду к моторке. Она осталась у нас без присмотра, а тут на реке ловкачей хватает. Кладите вашего Амундсена на мою штормовку и несите в лодку.

Папа снял штормовку, и, раздвигая кустарник, пошел к Каме. Ксюша расстелила штормовку, а Гектор принялся носом подпихивать к ней пингвина.

– Этот поросенок так уделает куртку, что в ней можно будет ходить только в рыбный магазин! – опять не удержалась от комментария мама, и демонстративно скрестила руки на груди.

Наконец Гектору удалось загнать пингвина на штормовку, но укладываться на спину или живот он никак не желал. После очередной попытки Гектора вернуть его в горизонтальное положение пингвин как Ванька-встанька поднимался на лапы и возмущенно размахивал крыльями-ластами. Тут даже мама не выдержала и засмеялась, после чего, глядя на упрямые, но безуспешные попытки Ксюши, завернуть пингвина в брезент, взялась за правый рукав куртки. Ксюша взялась за левый рукав. Пингвин оказался в мешке, из которого торчала только голова. Мама и Ксюша приподняли штормовку и понесли пингвина к лодке. Сзади шел Гектор, не позволяя борцу за свободу выбраться из брезента.

Увидев воду, пингвин успокоился и не возмущался, когда его поместили на дно моторной лодки. Впереди сидели папа и мама, а на задней скамье расположилась Ксюша. Гектор мог бы сидеть рядом, но пристроился возле пингвина, чтобы этот отчаянный парень не попытался вывалиться в воду.

Однако Ксюша и Гектор беспокоились зря: когда «Аллюр» вышел на режим, пингвин как завороженный смотрел на появляющиеся и исчезающие прибрежные пейзажи. Он даже не заметил, как Ксюша тихонько поглаживает его по голове.

– Папа, – крикнула Ксюша, – а как он из зоопарка выбрался?

– Со слоном договорился, – не оборачиваясь, ответил папа, – чтобы тот его хоботом через ограду перенес.

– Ну, папа!

– Думаю, в половодье по канализационной системе. Иногда приходится ради свободы проплыть сквозь дерьмо!

Часа через полтора, сверяясь с картой, папа довел моторку до устья Южной Кельтмы. Пингвина вынесли из лодки на папиной штормовке.

Туристам пора было возвращаться, а пингвину плыть дальше, но уже самому. Он направился к воде и оглянулся, как бы запоминая папу, маму, Ксюшу и Гектора. Добрая душа – Гектор не выдержал и подошел попрощаться. Пингвин не умел обниматься и положил клюв Гектору на плечо.

– Как он, такой и маленький и беззащитный, останется один? – запричитала мама. – Давайте возьмем его домой.

– Он дойдет. Он обязательно дойдет! – сказал папа, протирая носовым платком внезапно вспотевшее лицо. – Ему помогут! У нас любят непокорных.

Папа сел в моторную лодку, следом, всхлипывая, забрались мама и Ксюша. Последним запрыгнул Гектор, только у него хватило мужества не отрываясь смотреть на исчезающую черно-белую фигурку, и он успел увидеть, как пингвин нырнул в речную воду.

Следующая, решающая встреча с людьми произошла через две недели, ночью, возле деревни Канава, название которой как нельзя лучше соответствовало кличкам субъектов, выпивавших у костра. Дембель, Профессор и Опарыш допивали вторую поллитровку дешевой водки, закусывая ее черным хлебом и запеченной рыбой. Опрокинув в горло содержимое стакана, сделанного из пластиковой бутылки, Профессор блаженно выдохнул и вдруг воскликнул, изумленно уставившись в темноту треснутыми стеклами очков: