– Если хочешь, я все брошу, – пробормотал Филипп, прижимая жену к себе.

Эстер покачала головой. Они шутили насчет домашнего фартука, но она знала, что Филиппу тяжело целыми днями сидеть дома. Работа помогала сохранить рассудок. Кроме того, людям это было необходимо. Повязку сменила желтая звезда Давида. Звезду следовало нашивать на одежду на груди и спине. Все банковские счета евреев были заморожены, на наличные ввели ограничение. Одеваться красиво становилось все труднее, но никто не хотел поступаться собственным достоинством – рядом с безупречно одетыми эсэсовцами они должны выглядеть прилично. Если портные, в том числе и Филипп, могут помочь этой маленькой победе, значит, они должны это сделать.

– Ты же просто нашиваешь звезды, верно? – спросила Эстер, указывая на груду одежды.

– Верно, – кивнул Филипп.

Это действительно было позволено, и некоторые состоятельные евреи даже заказывали звезды особого фасона, создав своеобразную моду страдания. Впрочем, нацисты быстро положили этому конец. Но их мелочность дала Филиппу новые заказы – он менял стильные звезды на грубые заплатки, которые так нравились захватчикам. А уж если он кое-где делал шов, подшивал подол или добавлял какую-то деталь, то кому до этого было дело?

– Немцам не на что жаловаться. Они и без того нас всего лишили – зачем им еще и наша одежда?

Филипп неловко поежился.

– Мне, правда, нужно тебе что-то сказать…

Эстер с удивлением посмотрела на него.

– Это не про одежду?

– Нет.

– И это не может подождать? – снова спросила она, но у нее уже возникло неприятное чувство, напрочь убившее настроение. – Что ж, рассказывай…

– Нет, нет, нет, это может подождать… Иди ко мне…

Он начал расстегивать пуговички на ее форме, но пальцы его дрожали, и Эстер осторожно его остановила.

– Лучше расскажи, Филипп… Общая проблема…

– Все равно проблема, – мрачно закончил он.

– Пока мы вместе, то…

– Пока…

Сердце Эстер упало.

– Что случилось? Квартира? Хозяин…

– Нет, не хозяин, нет… Просто… Подожди минутку…

Он метнулся в кухню и вернулся с местной газетой «Лодзер Цайтунг». Филипп медленно развернул ее и передал Эстер. На развороте была напечатана карта города, с темным пятном в районе рынка Балуты. Ниже было напечатано «Die Wohngebiet der Juden».

– Wohngebiet? – Эстер непонимающе посмотрела на Филиппа.

– Место проживания, – перевел он и с горечью добавил: – Гетто.

Эстер рухнула на постель, даже не заметив, что Филипп сел рядом. Она никак не могла понять немецкий текст. Статья, написанная в имперском стиле захватчиков, гласила, что евреи как «раса, лишенная чувства чистоты» должны жить отдельно от остальных членов общества, чтобы не заразить «порядочных граждан» города. Эстер снова и снова перечитывала эти слова, понимая их лишь отчасти.

– Лишенная чувства чистоты, – прошептала она. – Да как они смеют?!

Она оглядела свою квартирку – маленькую, старую, даже ветхую, но безупречно чистую.

– Это неправда, Эстер, – мягко проговорил Филипп.

– Знаю! И от этого еще хуже! Как они смеют говорить о нас такое? Разве не существует закона о клевете?! Почему их никто не остановит?

Филипп закусил губу.

– Они – победители, дорогая. Значит, они могут сделать все, что захотят…

– И загнать нас в… гетто?

Даже само слово было отвратительным – коротким и резким, как ядовитое насекомое.

– Похоже, да…

– И когда?

Филипп сглотнул.

– Нам дали три дня…

Эстер с ужасом посмотрела на него, поднялась и вышла из спальни в кухню. Пальто ее висело на крючке в коридоре – там она повесила его, войдя домой, ощутив восхитительный запах бигоса и увидев любимого мужа в фартуке. Ей хотелось соблазнить его, несмотря на все, о чем он уже знал… И в то же время ей хотелось, чтобы он не говорил ей об этом, пока… Пока что?