Ана радостно ахнула.

– Поразительно!

Эстер просияла.

– Рождественское чудо, – сказала она. – Или чудо Хануки – вот только свечей у нас нет, чтобы отметить праздник. Зато теперь у нас есть еда. Бог улыбнется нам – спасибо!

Эстер указала на людей, спешащих с пакетами по домам. Ана расстроилась.

– Ох, Эстер, прости! У меня ничего не осталось…

Эстер легко отмахнулась.

– Не волнуйтесь. У нас есть еда. У Лии есть… связи в администрации, и она приносит нам достаточно.

– Связи?

Эстер покраснела.

– Немецкий офицер ей симпатизирует. Мне это не нравится, но пока что он просто дает ей еду. Честно говоря, если бы она отказалась, нам пришлось бы гораздо тяжелее. Нам остается лишь молиться, чтобы Бог ее не оставил.

Она подняла глаза к звездному небу. Ана сжала ее руки.

– Я буду молиться за тебя.

– Спасибо.

Эстер улыбнулась. Да, конечно, она верила в Бога, и все же его заступничества явно было недостаточно. Ана заметила, что Александр оживленно беседует с тремя юношами, и тяжело вздохнула.

– Мы вам поможем.

– Как?

– Пока не знаю. Может быть, нам удастся вас вытащить – тебя и Филиппа?

Эстер покачала головой.

– Я нужна в больнице, а у Филиппа есть работа в мастерской. И он должен присматривать за отцом. Мы не можем оставить ни родителей, ни Лию.

Ана кивнула. Она все понимала, и все же ей это не нравилось.

– Мы постараемся для вас что-нибудь сделать, обещаю. Присмотрись к моему сыну, – Ана указала на Александра. – Он работает на трамвае и может что-то передать в гетто. Еду, топливо, лекарства.

Эстер просияла – Ана перечислила все лучшее, что есть в мире. Ане стало неловко: а вдруг она дает обещание, которое не сможет исполнить?

– Мы будем благодарны за все, но не слишком ли это опасно?

– Что можно считать слишком опасным? – улыбнулась Ана, вторя сыну.

Но тут эсэсовцы, словно услышав ее слова, вспомнили о своих обязанностях и взялись за автоматы. Они стреляли в воздух, но люди кинулись в убежище. Эстер легонько пожала руку Аны и скрылась в темноте. Голова у Аны кружилась.

Дома они сели за стол и разлили по тарелкам свекольник. Атмосфера в доме стала более спокойной и торжественной.

– Я хочу познакомиться с твоими друзьями, Сандер, – сказала Ана.

– И я, – кивнул Бартек.

– И я.

– И я.

Они смотрели друг на друга. Ана протянула руки, и все, подчиняясь общему порыву, образовали круг.

– Мы должны все очень четко понимать, – сказала Ана. – Если мы войдем в движение Сопротивления, то можем потерять жизнь.

– А если не войдем, – ответил Бартек, – можем потерять душу.

Спорить с этим было невозможно. Они склонили головы пред Богом и поклялись бороться со злом.

ЭСТЕР

– Расступитесь, пожалуйста! Расступитесь! Эта женщина рожает!

Эстер говорила максимально уверенно – с каждым днем это получалось у нее все лучше. Собравшиеся в доме отступили. Совсем чуть-чуть, но, честно говоря, в таких стесненных условиях и отступать-то им было некуда. Эстер сердито топнула.

– Кому-то нужно уйти. Вряд ли вы все живете здесь. Чем скорее вы это поймете, тем лучше.

Пришедшие устало смотрели на нее. Эстер чувствовала, что они не понимают, что происходит. Хорошо одетые люди с красивыми чемоданами никак не могли понять тягот гетто Литцманштадта, хотя оказались прямо в нем. Они толпились, цеплялись за свои права, ожидали появления какого-нибудь важного человека со списками, который во всем разберется и освободит их. Точно так же было в первую неделю октября 1941 года. Румковский объявил, что в гетто появятся «новые люди» из ликвидированных маленьких гетто на востоке, но оказалось, что людей этих тысячи.