Самым, пожалуй, интересным местом в квартире у Шуры был туалет: он туда вывешивал в рамочках все свои грамоты и поощрения, отчего туалет напоминал махонький такой музей достижений отдельно взятого человека, которые самому этому человеку, по-видимому, мало интересны.

Проведя внутреннее тестирование организма и осмотревшись, Шура понял, что встать ему трудно из-за необычайно тяжелой головы и какого-то груза под одеялом на правой руке. «Я как в колодце», – подумал Шура и тут же удивился, что это за такие колодцы всплывают у него в памяти вместо того, чтоб всплыть чему-нибудь из вчера.

«Только бы не Кастет, только бы не Кастет!» – прошептал Шура трижды, аккуратненько поднял краюшек одеяла и облегченно выдохнул: под одеялом на его руке лежал вовсе не Костя, а вполне себе даже девушка. Приподнявшись на локте, Шура определил, что руку отгрызать не придется: даже с расслабленным лицом и губами, расплющенными по подушке, девушка была очень даже ничего себе (за что Шура себя вслух похвалил), ее вид не портили даже слюни, стекавшие на подушку, и от нее пахло теплом, что было только в плюс. И да, это была именно та девушка, с которой вчера пришел штурман и которую он называл «дорогой», «любимой», «колодцем души моей» и «незабвенным светом в моей серой до сих пор судьбе». А, так вот откуда колодец всплыл, что ли?

«Ну не повезло штурману, что!» – подумал Шура, аккуратно вытаскивая руку из-под Светы… или… Лены… или… как ее там… Блин, вот это, конечно, косяк: Шура помнил, что с штурманом они точно не дрались, хотя драться вообще собирались, но не нашли с кем, потому что новых лиц в поселке не бывает. А если и бывают, то только в конце лета, но то дети, в смысле – лейтенанты, и о чем там с ними драться? То ли дело раньше раздолье было, когда стройбат иногда появлялся! Помнил также Шура, что музыкантам они заказывали «Отель Калифорния» – шесть раз, «Леди ин рэд» – восемь раз и «Ванинский порт» – раза четыре. Но вот как зовут девушку – хоть убей было не вспомнить!

Усевшись, Шура понял, что ему срочно нужен кофе, – вот эти вот мысли «лучше бы я умер вчера» никогда Шуру не посещали. Подумаешь, перебрал вчера, жизнь-то все равно прекрасна: сейчас кофейку, потом жирненького супчика, и все, считай, как новый! От чего тут умирать?

Кофе уже начинал булькать во второй раз (а по Шуриному методу довести кофе до состояния почти кипения следовало не менее шести), когда в кухню проникла простыня с девушкой.

– Вкусно пахнет как! На меня-то варишь, Саша?

– Варю, конечно… э… дорогая!

– Забыл как меня звать? Тьфу на тебя, козлина, я в душ.

В дверь постучали, и это был кто-то из своих: чужие обычно звонили и Шура тогда двери не открывал – ничего хорошего от чужих он не ждал, и зачем тогда их впускать?

– Здорова, Шуруп!

– Здорова, Кастет! Что-то ты какой-то серенький, хы!

– На себя посмотри, чучело! Давай кофе наливай! О, здрасьте! – Это Костя решил было зайти в ванную помыть руки. – Ладно, я на кухне руки помою! Нет, ну могу, в принципе, и здесь! А спинку потереть не надо? А животик? Ну ладно, ладно, все, я понял.

Пока дошли до середины чашек, пили молча – наслаждались.

– Ты куда с утра пораньше – в ателье? – первым заговорил Шура.

– В какое ателье?

– Ну какое, какое – шинель в котором себе шить будешь.

– Ай, слушай, да нормальная у меня шинель, что мне в ней – по Красной площади гулять?

– Что… вообще все? Да ладно, у штурмана же тоже деньги были!

– Не, ну не совсем все, четыреста рублей осталось. Вот – тебе принес.

– Блин, как так-то? Зашли же только пивка попить!

– Ну как-то так. Да ну, хорошо же посидели, да? А некоторые и не только посидели, я смотрю. – Костя подмигнул Шуре. – А штурман-то вчера, когда я домой его нес, все сокрушался, куда свет очей его пропал, ну не с тобой же она ушла, ты же уже и не мог!