Складывается впечатление, что законодатель, конструируя механизм исследуемой конфискации, преследовал цель «максимальной минимизации» ее эффективности; и заглавными буквами и курсивом прописал способы обхода контрольных мероприятий. Как следствие, с 2012 г. в рассматриваемом режиме было конфисковано имущества всего на 2 млрд рублей. Как говорится: «весь пар ушел в гудок».

Проблемам применения такого рода конфискации посвящено Постановление КС РФ от 29 ноября 2016 г. № 26-П[58], которым подтверждена конституционность этого юридического инструмента, а также отмечено, что правовой статус государственных/муниципальных служащих предполагает наличие дополнительных запретов, обязанностей и ограничений. Но такие ограничения должны быть социально оправданы, соответствовать поставленным целям и требованиям справедливости. В данном акте правоприменения получило определение юридическое содержание данной конфискации – это не уголовно-правовая санкция, а специальная мера антикоррупционного законодательства, направленная на борьбу с незаконным обогащением. Основанием ее является неопровергнутая презумпция получения должностным лицом дохода в результате совершения им корыстного преступления («презумпция виновности чиновника» и «презумпция незаконности его доходов» – так называемые опровергаемые презумпции).

Конфискации полежит не только указанное в законе имущество (объекты недвижимости, ценные бумаги, транспорт), но и средства, полученные от их реализации. КС РФ указал, что конфискации подлежит имущество в целом, даже если частично оно приобретено на доходы, легитимность происхождения которых доказана. Но если нелегитимная часть доходов, потраченных на приобретение конкретного имущества незначительна, то конфискация недопустима. Вопрос о значительности или незначительности такой части отдается на усмотрение правоприменителя; так же, как и решение вопроса о конфискации всего имущества или лишь его части, приобретенной на незаконные доходы (подача иска о конфискации имущества по результатам проведенной проверки – право, а не обязанность прокурора). Обозначается проблема коррупциогенности антикоррупционного законодательства.

Рассмотренное постановление КС РФ является наглядным примером устранения пороков законодательного дефинирования определенного понятия средствами правоприменительной практики: в ходе серии бланкетных отсылок и корреспондирующих связей норм различных отраслей права «несовершенства» отраслевых дефиниций (некритичных в каждом отдельном случае), накапливаются «как снежный ком» и в своей совокупности приобретают существенное негативное значение. Как следствие, такой комплекс проблем дефинирования подлежит разрешению посредством реализации инструментария правоприменения.

Современная уголовно-исполнительная политика РФ подразумевает гуманизацию исполнения наказаний и применение системы стимулов правопослушного поведения осужденных. Поощрительные институты относятся к разновидности правовых стимулов в уголовно-исполнительном праве, мер оценки и средств юридического одобрения позитивного социально активного поведения осужденных, объектом которых являются социальные блага материального и духовного характера, реализуемые на добровольной основе и взаимовыгодные как для общества, так и для осужденных к которым они применяются.

Замена неотбытой части наказания более мягким видом наказания как поощрительный институт уголовно-исполнительного права относится к одному из эффективных стимулов исправления и правопослушного поведения осужденных в период отбывания наказания. Для рассмотрения проблем применения замены наказания более мягким его видом представляется важным определить юридическую природу этого института.