Подводя итоги, можно сказать, что в политическом отношении немецкая иммиграция с самого начала располагалась «правее» центра, находя свое лобби на правом фланге ХДС, а в Южной Германии – в правокатолическом ХСС и у республиканцев. Воздействие на политический процесс ФРГ оказывалось в основном в вопросах внешней политики по отношению к странам депортации. Новые немецкие мигранты, прибывшие в страну из постсоветского пространства после малоудачных попыток интеграции в ХДС (где их только терпели), позиционировались на крайне правом фланге, усиливая такие партии, как, например, НДПГ. Здесь их не только формально, но и на деле признают немцами, давая им не просто «политическую родину», но и возможность реального политического восхождения и тем самым возможность артикуляции интересов своей этнической группы на уровне хотя бы локальной власти. В ХДС политическая карьера для российского немца до сих пор немыслима, хотя судетские немцы, например, нашли там «политическую родину». Однако иррациональный психологический барьер, до сих пор существующий в этой партии по отношению ко всему, что «Русью пахнет», настолько силен, что на руководящий пост там предпочтут продвинуть турка или немецкого еврея. Из-за косности своих стратегов, политика которых даже в новые времена, иной раз бессознательно, определялась старыми, приобретенными во времена «конфронтации блоков» особенностями восприятия, ХДС потерял огромную часть изначально ориентировавшихся на него избирателей из России и одарил немалым электоратом (более 2,6 млн. лиц с правом голоса) нелицеприятных политических соперников из ультраправого лагеря17.

Политическим элитам постсоветских немцев удалось влиться в движение «изгнанных немцев» и создать свое землячество. Однако, в отличие от немецких мигрантов первой волны, их прежде всего интересует не внешняя политика, а насущные внутриполитические проблемы, в частности вопросы социальной справедливости и иммиграционной политики. Они напоминают своим политическим оппонентам, что страданиями в годы сталинизма в значительно большей мере «заслужили» право быть в Германии, нежели иные категории мигрантов. В политическом плане имидж их этнической группы – невиновной в злодеяниях гитлеризма, но пострадавшей от его последствий, – на который они ссылаются в случае необходимости, позволяет им, как они считают, «обходить» существующие в ФРГ с послевоенных времен негласные нормы политкорректности и выступать за те традиционные немецкие добродетели, которые ныне политически узурпированы ультраправыми силами. Они поддерживают лозунг «Германия – немцам» и активно не приемлют проживающих в Германии иностранцев из чуждых культурных сообществ, в особенности лиц мусульманского вероисповедания.

Политическое воздействие исламской диаспоры

Как уже отмечалось, до последних лет исламская диаспора воздействовала на политический процесс уже тем фактом, что она есть и собирается быть и дальше. Этот факт вынуждал немецких политиков искать пути, на которых это чуждое немецкой культуре сообщество можно было бы если не интегрировать, то хотя бы заключить в четкие рамки действующих правовых нормативов. Пока что этой цели полностью достигнуть не удалось.

Исламская диаспора Германии не просто чрезвычайно велика, она еще и разнородна: этнически, религиозно (представлены различные направления ислама), по социальному положению и по политическим взглядам. Доминирующая часть постоянно живущих в Германии мусульман – турки, 80 % из них – сунниты. В сравнении с ними мусульмане из арабского мира представлены гораздо слабее. Кроме шиитов есть также алевиты и ахмади. Социальный и политический спектр чрезвычайно широк: от муфтиев-исламистов до функционеров Рабочей партии Курдистана, от богатейших предпринимателей до нищих беженцев.