Гоша подошёл к бойцам, держа в руках бутылки, секунд десять понаблюдал за представлением и предложил закончить поединок. Возбуждённые противники возражали. Худосочный приставала даже попытался угрожать Гоше, но, увидев бутылки в его руках, как-то сник и стушевался. Промямлив что-то типа «Мы ещё встретимся!», он тихо растворился во мраке. Парень явно ждал помощи, но не дождался, расстроился и, видимо, решил позже предъявить претензии партнёрам по ночному бизнесу. А его товарищи всё так же скромно беседовали, потупив глаза, когда Коля и Гоша с бутылками в руках прошли мимо них.

Коля пытался выяснить у Шутова, попал он хоть раз по роже неприятелю или нет, так как сам в пылу схватки не понял. Гоше не хотелось расстраивать Колю, и он сказал, что Коля показал себя настоящим бойцом: навешал этому придурку люлей по полной программе. Горящее от тумаков лицо Коли озарилось внутренним светом.

– Я не так ещё могу! – заверил он Гошу, светясь от радости. Похоже, он не заметил двух амбалов, стоявших, как сказал поэт, «в тени дерев». Когда опасность миновала, Гоша культурно положил бутылки в урну, в душе испытывая благодарность к некультурным согражданам, порой оставляющим пустую тару где попало.

Коля, у которого происшествие с хулиганом не затмило впечатлений от езды, восторженно продолжил рассказ, как он «не ехал, а летел» на своём велосипеде и «выжал из него всё, что может выжать человек из педального коня», который теперь ему не нужен, потому что полностью исчерпал весь свой ресурс, а он, Коля, даже рад, что велосипед украли: он не знал бы теперь, что с ним делать дальше.

Шутов неожиданно ощутил заряд бодрости духа от рассказа Коли про летающий велосипед. Тот будто поделился с ним энергией: его экстаз от «полёта» на велосипеде передался Гоше. Он вдруг ощутил тот самый восторг, с которым требовалось произнести неподдающуюся реплику Протасова: «Ах, хорошо! И зачем может человек доходить до этого восторга, а нельзя продолжать его?». Главной питательной средой для актёра всегда была жизнь, а окружающие люди – ценнейший материал для новых чувств и образов.

– Спасибо тебе, Коля, – сказал Шутов.

– За что? – удивился Коля.

– За всё, – ответил Гоша и отправился домой готовиться к завтрашней репетиции.

В дом с улицы вошёл дед Лёня:

– Слышь, мать, в квартеру напротив, через дорогу, новые насельники въехали. Как раз туда, где Кукушка жила, фотографша.

Баба Лиза суетилась у печи, но, услыхав новость, поворотилась к деду:

– А хто такие, отколь взялись?

– Говорят, хундожники аль учителя. Вроде с городу приехали.

– Так ты б, дед, сходил, зазнакомился, мож, им помочь кака нужна.

Дед почесал затылок:

– Ну, чё, схожу.

Баба Лиза поддержала:

– Поди, поди, – и снова продолжила стряпать.

Дед вышел. Через полчаса вернулся:

– Разведал. Баба молода с дочерью. Хундожница – в школу выписали, у нас ведь свово учителя нет. Мужика ейного не видал. Он вроде как в городе обретается, работает. Наезжать будет по выходным. Ты как в воду глядела, когда баила, что помочь им понадобится. Насос не умеют пользовать. Подучил. Говорю бабе этой, Галина её зовут: «Ты сначала из чайника в дырку, из которой штырь поршневой торчит, воды подлей для герменетики, чтоб воздух не засасывала, а потом бодро качай, чтоб вода в трубе поднялась». Научилась теперя, а то качает-качает, а вода-от не бежит!

Старуха вытащила из печи противень с пирожками:

– Схожу позжей, пирогов снесу. Небось, с дороги голодны. Пускай с капусткой поточат.

Сходила бабушка, познакомилась, пирожков отнесла, узнала, что дочку новой соседки Настёной зовут, как и её внучку. А после обеда неожиданно вспомнила, что у невестки Дарьи сегодня день рождения. Надо поздравить. Обратилась к деду: