После энергичной трехдневной разминки она с бесшабашной удалью провозгласила: «Хочу быть бесстыжей!» и заставила побрить ей лобок. Я подчинился и дословно воспроизвел сцену в ванной: оголил и обласкал жемчужный рубец, после чего подарил ей оглушительный, как гром и многократный, как эхо оргазм. Утомленно разогнувшись, она повернулась ко мне – глаза ее сияли. Я залюбовался ею: узкие сахарные плечи и бедра, плавные карамельные обводы и сопряжения – она была все также хороша. Разумеется, время не обошло ее стороной – поблекла светозарная девичья свежесть, а хрупкое изящество слегка отяжелело, но мой затуманенный нежностью взгляд видел перед собой все те же пропорции и все ту же хмельную красоту. Истинная красота не вянет – она сосредотачивается. Взяв мою разомлевшую красавицу на руки, я принес ее в спальню, уложил на кровать, лег рядом и просунул ей под голову руку. Она уткнулась носом мне под мышку и так лежала с минуту. Отстранившись, с тихим наслаждением произнесла:

– Ах, какая прелесть…

Устроившись поудобнее, сказала:

– Помню, Верка купила видик, а потом дня через три звонит и взахлеб – приезжай, я тебе такое покажу! Я приехала, и она поставила один из этих ужасных фильмов. Я сижу, смотрю и не знаю, куда от стыда деваться. Вот ведь интересно: когда сама делаешь – не стыдно, а когда смотришь, как делают другие – провалиться хочется. Странно, да? Ну вот. И Верка говорит: «Вот мы с тобой две дуры – столько прожили, а ничего не знаем!» И я стала смотреть дальше и представляла нас. Думала, будь у нас как раньше – все бы тебе разрешила, все бы себе позволила! Можно сказать, бог меня услышал…

Потянувшись к тумбочке, она подхватила с нее книгу и с бесстыдной грацией раскинулась у меня под боком:

– Смотри, что я у Верки взяла!

Это оказалась современно иллюстрированная Камасутра.

– Ты посмотри, что люди напридумывали! – водрузив учебник любви на голую грудь, хохотнула она. – А тут, а тут! Нет, ты только полюбуйся! – ткнула она в офицерскую позу. – А хочешь, я в чулках тебе покажусь?

– Можно сказать, мечтаю! – тут же согласился я.

– Тогда закрой глаза и не подглядывай!

Я зажмурился, и она покинула кровать. Из слепой тишины выкатился ящик комода и почти тут же вернулся на место. Прошуршал целлофан и скрипнуло кресло, в которое она опустилась. С легким гладким шелестом расправились чулки. Два бесшумных шага в сторону – скрипнул шкаф, упала с глухим стуком на ковер коробка. Последовало невнятное перестукивание, и затем я услышал: «Открывай!»

Скроенная по лекалам золотого сечения, она стояла передо мной, смущенно улыбаясь – обескураживающе бесстыдная, неправдоподобно соблазнительная и обольстительно порочная. Ажурные, прозрачно-черные, оттенявшие матовую белизну чулки потрясали до немоты, циркульный раствор подшпиленных ног ввергал в высокий трепет. Не женщина – афродизиак!

– Вот… Специально купила… – заведя руки за спину и подавшись ко мне голым лобком, смущенно смотрела она на меня. Задохнувшись восхищением, я скатился с кровати, подхватил ее и пошел с ней по комнате.

– Ты моя неземная, моя заоблачная, моя божественная, моя прелестная, моя дивная, моя вечно юная девчонка! – бормотал я. Она обхватила меня за шею, и я слился с ней долгим, затейливым поцелуем. Оторвавшись, уложил на кровать, скинул с нее туфли и пустился в затяжное путешествие по вверенному мне телу. Начав с высоких легких ступней, я с болезненным обожанием обследовал изящные изгибы капронового целомудрия, покинул их, добрался до девичьих, так и не повзрослевших бедер и припал к ним. Лина вздрагивала, цеплялась за меня гибкими пальцами и лепетала: