– Сестра?! Вот эта вот… Вы же не похожи!
– Из рóда в родá в семье не без урода.
В руке у парнишки возникло зелёное яблоко, которое он звучно откусил и принялся с таким наслаждением жевать, что мне тоже захотелось поесть фруктов, хотя мой желудок уже под завязку был набит овощами с предыдущего стола.
– А ты всегда в рифму говоришь?
– Иногда так, иногда сяк. В общем, когда как.
Он довольно гыгыкнул и потряс свободной от яблока рукой. Из пиджака полетели блестки, а затем выползла голова… гуся?
– Ч-что?
– Это мой друг – мистер Пук. – Парень поцеловал гуся в клюв и погладил по голове, скармливая остатки яблока вместе с огрызком птице. Кошмарное зрелище. Хотя в нашем приюте были и гуси, которых мне регулярно приходилось пасти. – Ну же, мистер Пук, не бойся, обратно ко мне в рукав заройся.
– Почему ты дал своему питомцу такое странное имя? – спросила я, когда гусь вновь исчез непонятным для меня образом в рукаве пиджака.
– А он пердит, жрёт и спит. Прямо как его хозяин, который целый день лежит.
Я невольно хихикнула.
– Рифмовать глаголы – дурной тон.
– Виноват, но почту за честь услышать от тебя сладкую лесть, – он несуразно поклонился, едва не касаясь своими волосами плитки на полу.
– Ладно, твоя манера речи и… твой гусь весьма интересны и делают из тебя неординарную личность. Как же тебя зовут?
– Лаззияр Астапоор. Почти как запор, – не без грусти в голосе добавил он.
– Да не слушай его, он врушка, – к нам приблизился Аксель, который, между прочим, не соизволил приодеться к ужину. – Мы все зовём его Лягушкой.
Лаззияр просиял, подпрыгнул на месте, захлопав в ладоши.
– А ты фишечку усёк и попался на крючок.
Аксель закатил глаза.
– С тобой пообщаешься – стихи начнёшь писать. Румпелина, – он обратился ко мне, – ты потрясающе выглядишь. Такое роскошное платье! Мне кажется, ты выглядишь наиболее изящно среди всех собравшихся здесь дам.
– А вот это точно лесть. – Схватившись за живот, Лягушка со вздохом сказал: – Всё, больше мне не съесть.
– Чеши тогда отсюда, – шикнул на него Аксель. Лягушка вновь поклонился, едва не стукнувшись лбом о стол и, пятясь словно рак, двинулся куда-то к своим.
– Он такой… странненький.
– Паясничает. Выпендривается перед красивой девушкой.
Я… красивая? Так, только бы не залиться краской…
– Ещё и водник6. Из них частенько выходят творцы свободного… плавания.
– Почему вы прозвали его Лягушкой? Из-за зелёных волос?
– О нет, волосы он покрасил не так давно. До этого ходил с каким-то малиновым ужасом. Даже не знаю, какой цвет у него натуральный. Кстати, он здесь уже не первый год тусуется, всё никак не закончит курс. По-моему, ему просто нравится быть вечным студентом. Прозвали мы его из-за того, что, во-первых, родился буквально на болоте, в своём Тряск-Моссене – самом низинном и водянистом городе его водной провинции. Во-вторых, он пучеглазый и большеротый. Ну, и в-третьих, он какое-то время разводил жаб. Но потом появился этот гусь, и… жаб не стало.
– Блин, бедные жабки.
– Ха, жалеешь земноводных? Ты просто не видела, что с ними на уроках вообще-то вытворяют. Пробовала вон те ломтики запечённой перепёлки? – поспешил сменить тему Аксель. – Давай я тебе положу.
Он почти выхватил у меня из рук тарелку, не дав опомниться. С одной стороны, это, конечно, мило. Но с другой стороны, этот жест показался мне странным, да и непривычным, ведь я всегда обслуживаю себя сама.
VII. Церемония
Порыв ветра задул все свечи в помещении, и зал погрузился во тьму. Я догадалась, что это произошло из-за волшебства магов воздуха. Только они могли бы провернуть такую штуку. Резко стихла оркестровая музыка, остались слышны лишь робкие перешёптывания студентов.