– Извиняюсь… не будет ли тут кого из клана Найтстар? – пролепетал Финли, подходя к стойке.

Эльфийка, окинув его взглядом, наклонилась и грубо бросила:

– Ну, недомерок, я, допустим, Спринклес Найтстар, и тут заправляю. Чего тебе надо? Или хочешь быть жертвой в ритуале? – ухмыльнулась она.

Финли, еле-еле справляясь с дрожью, проговорил, протягивая бутыль:

– Н-нет, мне не ритуала ради… У меня… вот… прах бога… Дух велел передать себя некромантам, сказал, что две сотни циклов назад был испепелен, а за прах дадут золото. Вы бы помогли…

Эльфийка громко захохотала, с легким презрением осматривая Громнира:

– Прах говорил? Да ты, шкет, видать, с бодуна сюда пришел! Прах! Ха-ха!

Вдруг из бутыли раздался хриплый шепот:

– Спринклес Найтстар, я тут сидел с самим Люцифирусом, еще когда твой прадед Фир заправлял этой таверной! Гному, может, и не веришь, но уж мне-то поверишь?

Эльфийка замерла, ее лицо словно окаменело, в глазах промелькнула странная смесь страха и благоговения.

– Это… неужели правда вы? Вернулись? – прошептала она еле слышно.

– Ха! Вернулся! Я и уходить не собирался! Я же вечный, забыла?! – голос из бутыли стал гневным. – Давай-ка быстрее, остроухая! Мне пора возродиться! Я жажду войны и мести за то, что эти мрази осмелились меня испепелить! Позови кого-то из некромантов, да не таких глупцов, как это гномье отродье, а поумнее!

Спринклес вздернула голову и обиженно фыркнула:

– Ну, господин, обижаете! Есть у меня подходящий кандидат на примете, тотчас его позову!

Она махнула рукой одному из гоблинов, работавших в таверне, и что-то быстро шепнула ему. Тот исчез за дверью позади нее и уже в скором времени вернулся, сопровождая высокого седовласого некроманта в черной мантии, морщинистое лицо которого излучало превосходство, бросающее в дрожь.

– Морфиус Тейнерис, – уважительно представила его Спринклес. – Он сейчас лучший из лучших, господин!

Некромант слегка кивнул, сдержанно и как-то вальяжно, алчно взглянул на бутыль, а затем – на Громнира. Финли поймал на себе его короткий взор – скользкий и колючий, словно у скальной змеи. Морфиус не сказал ни слова, лишь небрежно бросил на стол тяжелый мешок со звонкими монетами и вцепился в бутыль так крепко, точно от этого зависела вся его жизнь. Гном едва успел заметить мешок, как эльфийка хрипло рассмеялась:

– Проваливай, недомерок! – рявкнула она ему. – И монеты свои забирай, а то нам больше достанется, если забудешь! У нас тут, между прочим, праздник намечается! – и дроу расхохоталась, да так зло и холодно, что у Финли волосы на затылке встали дыбом.

Растерянный гном судорожно схватил мешок с золотом и, едва не сбив стул, вылетел из таверны. Он помчался прочь по северной дороге что есть духу, а коварный смех продолжал звучать в его голове. Лишь пробежав несколько полей мимо плоскогорья он, запыхавшись, осмелился остановиться рядом с ближайшим селением. Сердце его колотилось, дыхание сбивалось. Тут, под шум ветра, гном решил заглянуть в мешок…

– О, предки! – воскликнул он. – Сколько же золота! Двести тысяч монет!

Для Финли это была невероятная сумма, от которой его руки задрожали. Гном уже представил, как отдаст все свои долги, жену обрадует, построит огромный дом.

– И даже на полжизни безбедной хватит! Ха-ха-ха, я богат, богат!

Гном захохотал как безумный.

Но тут Финли вдруг обомлел, уставившись на мешок с золотом, – все произошедшее в таверне неожиданно расплылось в его памяти, подобно утреннему туману. Виной тому было забвение, наложенное на него управляющей таверны с помощью психомагии.

– Постойте… а откуда золото? Как я сюда попал?.. – Финли не мог вспомнить, и, хотя сам этот вопрос тревожил его, что-то подсказывало: неважно.