— А если это очень важные воспоминания? — вырвалось у меня. 

— Считаешь, ты оставила в том мире что-то важное для себя? — голос мамы отчего-то дрогнул. 

— Не знаю, — поспешила ответить я. — Просто это очень странно — жить без воспоминаний. Даже пугающе. Постоянно думаешь о том, что было… И чего не знаешь о своем прошлом. 

— Ничего, все наладится, — мама снова приобняла меня, успокаивая. 

Следующие дни я усиленно упражнялась с братом. Обычно тренировки проходили в первой половине дня, после них мы с Рихом летали, он показывал мне свои любимые места в городе и окрестностях, знакомил с местными достопримечательностями. Однажды мы заглянули в ту самую дозорную башню, о которой говорила Виелла. В глубине души хотелось, чтобы именно эта башня мне привиделась когда-то, так было бы проще и многое объясняло бы, но чаяния мои не сбылись. Здесь даже кладка была другая… 

— Тебе нравится это место? — с сомнением спросил брат, осматриваясь.

— По правде говоря, нет, — признала я. — Тут как-то неуютно, холодно… 

«В отличие от башни из моих видений», — продолжила уже мысленно. 

— Тогда летим назад, — предложил Рих. — Скоро обед. А я голоден до смерти. 

Во второй же половине дня со мной всегда занималась мама — пением. Никогда не думала, что мой голос может звучать так звонко или так нежно — в зависимости от песни, которых мне предстояло выучить немало. 

— Ты сама должна почувствовать, когда какую песню использовать, — объясняла мама. — Правда, сейчас, когда мы не поддерживаем связь с Остальным миром, они стали не так уж важны и ценны, но мы все равно продолжаем передавать их из поколения в поколение как наследие.

— А самим фениксам разве они не нужны? — спросила я. 

— Редко, — мама усмехнулась. — У нас нечасто случаются душевные раны. Мы всегда стремимся к гармонии и спокойствию, в том числе и душевному.

А вот у меня с душевной гармонией все было неважно. И настроение скакало точно по часам. Утром я чаще всего стала просыпаться не в духе: мне постоянно снились тревожные сны, которые позже не могла вспомнить. После завтрака меня как-то отпускало, и я ощущала себя почти счастливой, полной энергии и любви ко всему миру. Однако к вечеру настрой опять падал, сердце необъяснимо щемило, доходило до такого, что на глаза ни с того ни с сего наворачивались слезы. Время от времени я доставала из своего тайника записку с так и не разгаданным посланием и зачем-то перечитывала ее раз за разом, словно это могло помочь понять ее происхождение. Потом же приходила Мирта, приносила успокоительный напиток, и я с легкостью проваливалась в сон. 

В день праздника, точнее, еще накануне, во дворце стало куда шумнее, чем обычно. Появились даже новые слуги, которые занимались украшением бального зала, столовой и парка к приезду важных гостей. За несколько часов до начала праздника Мирта принялась готовить к нему и меня. Заставила искупаться в душистой ванне, натерла мое тело маслом, уложила волосы в сложную прическу. 

— Я за нарядом, Ваше Высочество, — сказала она после, придирчиво рассматривая результат своей работы. 

В дверях она столкнулась с Рихом. 

— Как поживает моя сестричка? — вошел он с улыбкой. — Готова предстать перед нашим обществом? 

— Не уверена, — отозвалась я, поглядывая на себя в зеркало. — Очень волнуюсь. А ты, вижу, и не подготовился до сих пор, — теперь я смотрела на его одежду, в которой он ходил с самого утра. 

— Успею, — небрежно произнес Рих. 

Вдруг его взгляд переместился на бокал с напитком, который мне незадолго до этого принесла Мирта. 

— Что это? — брат устремился к бокалу, взял его и понюхал.