— С чего вдруг такая сердобольности, лорд Гилберт? — Гидеон всплеснул руками, только чудом не пролил при этом виски. — Прежде за вами такого недостатка не замечалось.

— Какая сердобольность, помилуйте, лорд Сангстер! Наследнички наши в этой школе благонравия учатся. Боюсь, сгинут, с такими-то учителями.

— Сами научим, не привыкать, — отозвался я. Но мыслишка о скоропостижной кончине Мэддокса и архимагистра Академии как-то так приятно засела в голову. — Вот отмажусь от придворных обязанностей, восстановлю уже свою развалюху — видит Царица, давно пора была это сделать, — и возьмёмся натаскивать жертв современного образования. А дочек своих оставь себе, Тони, я для них староват. Сколько им, кстати?..

— Арианне в этом году шестнадцать, Валери через месяц будет четырнадцать. Пора сговариваться о помолвках, да только пристойных женихов пока не наблюдается. Эх, милорды, знали бы вы, как хлопотно иметь дочерей!

О, ничуть не сомневаюсь. Особенно хлопотно их пристраивать в жёны — мне только за последний год поступило около десятка писем с предложениями. Даже среди светлых чародеев нашлась пара любителей экзотики: жажда одарить дочурку пристойной фамилией и местом при дворе оказалась сильнее ненависти к чернокнижнику. Жениться я не так чтоб планировал, но к невестам всё же присматривался — дом без хозяйки развалится, не успеешь и глазом моргнуть, а продолжить род я не просто должен — обязан, если не хочу, чтобы дом Блэквуд сгинул в песках времени.

Хотелось ли мне жениться? Не слишком, но какой мужчина вообще об этом помышляет? Гидеон обожает мою сестру, Тони, хоть и та ещё мороженая вобла, души не чает в Лианне, но они оба женились потому, что сперва влюбились в своих наречённых, а не потому, что того требовал долг. Не прогадали. Даже Гилберт, который расплатился с леди Ленорой Найтстар чуть ли не всем состоянием.

От необходимости придумывать худо-бедно пристойный ответ для папаши двух дочерей меня избавило мелькнувшее в пасмурном небе пятнышко. С такого расстояния толком не разглядишь, но я уже знал — это летит один из калонгов, принадлежащих Сангстерам. Огромные летучие лисицы в фамильярах были визитной карточкой некромантского семейства, точно так же, как гром-птицы у Лайтнингов.

— Твой?

— Нет, мой при мне, — тут же ответил Гидеон, рассеянно запустив пятерню в свои длинные космы цвета венозной крови. — Это Джинджер. Джи-инни. Тьфу на тебя, Тай, не мог фамильяру приличное имя подобрать?

— Она же девочка. И рыжая. Нормальное имя, — с усмешкой возразил я, позволив любимой питомице племянника устроиться у меня на плечах. Таскать на себе гигантское рукокрылое — то ещё сомнительное удовольствие, но после стольких лет якшания с Сангстерами и не к такому привыкнешь. — Привет, Джинни. Что у вас там стряслось?

Джинни, само собой, не ответила, однако в моей протянутой ладони материализовалась пара конвертов. Один для меня, другой для Гидеона.

— Ох, великие звёзды, — простонал тот, скривившись точно от боли, — ну что там такого могло случиться в первый же день?

Письма Тибериус писать умел. Ещё с первого курса слал домой короткие, но ёмкие сообщения обо всем мало-мальски подозрительном, что творилось в Академии. Мог бы и не слать, но то был наказ едва ли не всей родни, включая меня: отчитываться за каждую ерунду, чтобы ерунда не превратилась в нескончаемый… хм, бардак. Да и почтенный архимагистр Ливингстоун пребывал в тонусе и зазря не лез к чернокнижникам — пока у тёмных учился (и чуть что, мог нажаловаться родне) Тибериус Сангстер, портить жизнь ему и его однокурсникам он опасался.