Мы были неприлично близко друг к другу.

Его лицо почти касалось моего.

Его дыхание обжигало кожу…

Я от волнения дрожала, на грани хлопнуться в обморок.

Мы молчали…

Между нами опять висело это неприлично волнительное напряжение.

Мы были снова в непристойной позе…

А я, словно зачарованная, смотрела в глаза Войра, в очередной раз ожидая чего-то такого… какого-то шага с его стороны, на который сама не решусь.

– Тогда сопротивляйся, – с чувством шепнул Кром губы в губы. – Продолжай бессмысленно сопротивляться, ведь дрожишь не потому, что меня боишься. И задыхаешься от волнения не потому, что я могу тебя коснуться… Ты чувствуешь меня! Как женщина чувствует своего мужчину… на химическом уровне! – его дыхание приятно щекотало кожу, а порой даже обжигало губы. Я их облизнула… И тогда Войр меня поцеловал.

Ни мягко, ни нежно… Властно и просто, будто мы уже давно вместе, и сейчас он горел, как хотел меня поцеловать. Хапнул мои губы, перекрывая доступ к кислороду и заполняя лёгкие огнём.

В ужасе, что сейчас упаду в обморок, вцепилась в него… и к собственному стыду отнюдь, не для того, чтобы оттолкнуть! Просто – не упасть! Чтобы устоять… Чтобы быть ещё ближе… Чтобы не отстранился, ведь меня никто и никогда ТАК не целовал.

Сочно, сладко, волнительно.

Мир закружился, словно я каталась на карусели.

А Кром и не думал останавливаться. Целовал меня всё глубже и жаднее, вжимая в разнесчастное дерево и удерживая моё лицо в своих ладонях. Осторожно, но уверенно. Так, чтобы не рыпалась: так, чтобы позволила ему управлять моими желаниями. Навязывал своё…

Я не собиралась отвечать…

НЕ СОБИРАЛАСЬ!!! Но отвечала! И, чёрт возьми, так боялась, что он отстранится, и тогда я потеряю себя окончательно. Вот и льнула к нему: отзывалась на наглую ласку и едва не мурчала от крышесносного удовольствия.

Башка кружилась, по телу лава прокатывалась, в ногах – дикая слабость, и я умирала от этой безумной бури новых для меня эмоций и чувств.

– М-м-м, – проскулила позорно, когда Войр оборвал поцелуй.

– Опять солжешь, что ничего не чувствуешь кроме страха? – охрипло обвинил, жарко сопя и уткнувшись в мой лоб своим. Пилил помутневшим от желания взглядом и терпеливо ждал моего ответа.

– Прошу, не делай этого больше, – взмолилась, не в силах солгать. И плевать, что выдавала себя с потрохами. – Отпусти меня, прошу. Я не хочу принимать тебя. Я не хочу таких страстей. И не хочу предавать Грознича. Я не из тех, кто легкомысленно порхает от одного парня к другому. Мне хорошо… с ним. Спокойно. А ты… Ты рождаешь во мне какие-то чувства… – опять осеклась. Натянулась, точно струна, когда Войр вместо очередного поцелуя… очень нежно и едва ощутимо провёл своим носом по моей щеке, как бы очерчивая какой-то незамысловатый рисунок. Его жест выбил воздух из моих лёгких.

Я замерла.

– Хорошо – это не «никакое» чувство! Хорошо – это просто спокойствие, а я хочу знать более точно, что ты к нему чувствуешь.

Я понимала, что он опять загонял меня в ловушку.

Кром был слишком прямолинеен для моих детских, неумелых игр в «отношения и чувства». Для моей неуверенности. Для моих страхов…

– Просто… дай мне убежать… – вторила, запинаясь на словах.

– Ты же понимаешь, что от меня нереально убежать? От правды… Она тебя настигнет. Но, смотри, когда она всё же обрушится, для тебя и нас это может оказаться слишком поздно… И тогда тебе будет нескончаемо больно, потому что я тебя не приму… Я откажусь тебя взять… – чеканил вкрадчиво, но тихо. Будто не собирался пугать, но по-дружески предостерегал.

– Какого черта ты лезешь к моей девушке? – совсем рядом раздался морозный голос Грознича.