– Вы очень хотели спасти Кевина, – язвительно ответила она и, поднявшись, подошла к двери и открыла ее перед Родериком. – Я поняла.

– Огонь вернулся, когда я вовсе перестал об этом думать, – сказал он. – Когда понял, что просто хочу быть с тобой. Именно с тобой, Арнелла.

Родерик помолчал, не зная, сказать ли, что любит? Попытаться поцеловать? Вдруг это испортит все еще больше? Шагнул вперед, и дверь за ним захлопнулась, едва не толкнув в спину.

Отсюда его дом тоже был виден, и у входа маячила чья-то фигура. Подойдя ближе, Родерик узнал Тиберлона и сжал пальцы в кулаки, чтобы ненароком не брызнуть огнем.

– Мастер Адалхард, – сказал Кевин, шагнув к нему.

Изменился. Уже не такой восторженный мальчик. В глазах сталь, в осанке уверенность.

– Кевин, – ответил он. – Зачем пришел?

– Посчитал, что нам надо поговорить, – сказал тот. – Вы переспали с моей невестой.

– Она не твоя невеста, – отрезал Родерик.

– Я пока не отзывал прошение о помолвке.

– Император его не подпишет.

– Смотря сколько я заплачу. Тиберлоны – богатый род. Про Арнеллу сейчас болтают всякое, а я дал ей слово, и хоть наши дети не будут магами…

– Кевин, – перебил его Родерик и помолчал, подбирая слова. – Давай начистоту. Ты сейчас на волосок от медленной, жестокой и мучительной смерти. Понимаешь?

В глазах парня мелькнул испуг.

– Я не просто переспал с твоей невестой, – добавил Родерик. – Она теперь моя невеста. И если ты хоть пальцем ее тронешь…

– Мастер Адалхард, я же не за этим пришел, – пробормотал Кевин.

– Так за чем?

– Я думал, может, вы прикажете мне жениться на ней. Тогда я бы… Ведь вы жизнь мне спасли. Вы же это ради нас всех, кто в патруле, на третьем посту…

– Да плевать я на тебя хотел! – рыкнул Родерик. – Проваливай, Кевин! И остальным передай. Если кто-то обидит Арнеллу Алетт, будет иметь дело со мной. Если кто-то скажет о ней плохо, будет иметь дело со мной. Если кто-то хотя бы косо посмотрит на нее, и я об этом узнаю…

– Я понял, мастер Адалхард, – выпалил он, кивая и пятясь. – Простите. Все передам. У вас тут…

Он указал пальцем себе в глаз, еще больше попятился, а потом развернулся и побежал прочь.

Родерик поморгал, прогоняя пламя, застившее глаза, и, войдя в дом, захлопнул за собой дверь.

***

Наверное, меня подкосила кровать – такая широкая, что спать на ней самой было бы одиноко. А может, букет алых роз, такой пышный и огромный, что пузатая ваза, казалось, вот-вот треснет. Или же последней каплей стал вид из окна прямо на дом Родерика.

К счастью, Николас не стал долго упираться, и теперь из окон моей спальни виднелась кривая сосна на фоне далеких гор. Кровать была узкой и жесткой, но я отлично выспалась, а в шкафу висела моя форма да несколько платьев, и никаких шелковых халатиков и прочих вещей, которые кричали бы о том, что я «девочка ректора». За последнюю неделю я услышала это прозвище десятки, если не сотни раз. А Миранда каждый день спрашивала, не собираюсь ли я сорваться.

Я не собиралась. Но и до душевного спокойствия мне было далеко.

Иногда мне казалось, что я не права, и лучшим выходом будет замужество, как и подсказывала Миранда. Но стоило представить, как я покорно киваю и иду под венец с Родериком, как все во мне возмущенно вспыхивало от гнева.

Я не хотела. Так. И еще дети, о которых он говорил как о само собой разумеющемся. Я не готова была стать матерью, это пугало меня. И когда поняла, что не беременна, то испытала одно лишь облегчение.

– Из меня бы получилась отвратительная мать, – сказала я Миранде.

– Я так не думаю, – ответила она. – Но нам и правда рано. Себя бы воспитать сначала.