- Думаете, я так боюсь алгебры, что сбегу? Нет, не сбегу. Можете расслабиться.

- На самом деле да, боюсь. Более того. Я уверен, что ты попытаешься сбежать. Вот только вряд ли у тебя что-то выйдет. – Он сунул ключ в карман, после чего вплотную подошел к ученице. – Как интересно. И куда же подевался весь гонор, м?

- Что со мной будет?

- Не отвечай вопросом на вопрос. Это не вежливо. – Габриэль наклонился над ее лицом и странно улыбнулся, после чего схватил ученицу за скулы, и с той же улыбкой прошипел: - раздевайся.

Студентка вскочила, и стул, на котором она сидела, с грохотом упал рядом. За спиной был лишь преподавательский стол, а за ним окна, и визжащий ветер, что слышался от них. Не дожидаясь действий, декан сам залез ей под юбку, и стал стаскивать трусы, которые, по дрожащим ногам сползали сами. И, как только сползли, резким, грубым движением толкнул девушку на стол, по-хозяйски раздвигая ей ноги.

- Милые чулочки. Смотрю, ты настолько уработалась, что даже не можешь оттолкнуть – не хватает сил. – Он посмеялся себе под нос.

- Это незаконно. – Прошептала она сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Сил и вправду не было, но наблюдать за тем, как собственный учитель ее рассматривает, словно гинеколог, было невозможно. Рассматривает, придерживая за колени, затем переводит странный, пошлый взгляд на лицо, затем опять в промежность.

Неизбежность. Вот она та неизбежность, которая стучалась в дверь, лежала ночью в одной кровати, пока Рал безнадежно пыталась уснуть. Лежала рядом, обволакивая побитое тело своими темными, склизкими щупальцами и уносила в бездну. Столь ненавистный учитель столь ненавистного предмета сейчас поимеет ее, причем в самом прямом смысле. Все, что она так не любила… концентрировалось в одном человеке, одном образе, который не победить. Против которого бессмысленно бороться. Это… было неизбежно.

Послышался звук расстегивающейся ширинки. Второй рукой он ощупывал бледное, молодое тело, сплошь и рядом покрытое синяками. От этих прикосновений Иида выла, боль, оставленная сверстниками, никак не отпускала. Пуговицы летели в стороны, а под розовой грудью, что торчала из рубашки, виднелись знакомые синие и желтые пятна. Декан их тоже рассматривал, со странным интересом, но не трогал, только соски и ореолы, наблюдая за реакцией ученицы.

Специально надавливал, со странной улыбкой, упиваясь ощущением абсолютной безнаказанности. Она вздрагивала, пальцы сильно согревали холодную кожу.

В кабинете послышался хриплый крик. Странное, давно забытое чувство, когда в тебя что-то входит, что-то, что натягивает половые губы до предела, врезается в матку, провоцируя спазмы. Член раздвигал собой тугие стенки очень узкого влагалища. Студентка все время вздрагивала и смотрела вниз, как он входит, а затем немного выходит. Образ, который ненавидела… отчаянно долбит ее, и, закусывая губу, она чувствовала то самое, странное, мазохистическое удовольствие. Мужчина сжимал круглые ягодицы руками, оставляя новые синяки, хрипло дышал, пока лицо перекосила неадекватная, буквально, невменяемая ухмылка. Он покажет ей свое место, очень доходчиво покажет, вот только лицо, эмоциональное, со слегка высунутым языком, больным, красным глазом… возбуждало настолько, что, не то что наказывать ее, даже сдерживать себя становилось проблематично.

Наказание. Неизбежность. Она прикрыла глаза, чувствуя, как внутри разливается горячая, вязкая сперма, как толчки становятся более плавными, но не прекращаются. За окном завывал сильный ветер, срывающий сухие, подгнившие листья и поднимая их вверх, сквозь толщу облаков, к импровизированным звездам. Чужие, тяжелые прикосновения скользили по телу, грязно лапая его, причиняя мерзкий дискомфорт, но странное, скользящее, приятное ощущение. В стекло били крупные капли осеннего ливня, белые, заводские лампы освещали столь знакомый, широкий кабинет. Гулкие, частые вздохи нагревали воздух внутри помещения, тихие, женские стоны резали одинокую, навязчивую тишину.