- То есть ты хочешь сказать, что он еще и… жалеет меня?! – Юрала стиснула зубы. Припухшее с одной стороны лицо, буквально, перекосило от злобы.
- Нет. Не жалеет, совсем не жалеет. Не сочувствует, не понимает. Просто… не знаю. Растягивает удовольствие перед казнью? Похоже на то. Я его плохо знаю и очень боюсь.
- И как продлить решение о казни? – Спросил Иэн. – Повернуть назад не выйдет, так как отсрочить?
- Говорю же, не знаю! – Ния схватилась ладонями за лицо и потрясла головой. – Вообще нет идей. Ей меч на голову опуститься в любую секунду!
- Превосходно. – Тихо процедила Рал и закатила здоровый глаз. Второй рефлекторно закрылся. Подростки уже подходили к дому Ииды, и та, быстро попрощавшись, ушла к себе. Хотелось не попадаться на глаза разочарованным приемным родителям, ведь до сих пор ей удавалось скрывать серьезные побои, и портить недавно наладившиеся, хрупкое равновесие меж ними ей не хотелось.
Чистый, ночной воздух как нельзя точно отражал ее состояние души – такое же свежее, но холодное. Неизбежность витала где-то неподалеку, поэтому не спалось не только из-за болеющих, воспаленных ран, а еще из-за тягостного чувства ожидания. Если ее неизбежность, это безвозвратно покалеченная психика, в таком случае, она, более, не станет делать алгебру вообще. Какой в этом смысл, если результат все равно один? Зачем дышать, если на следующие сутки все равно умрешь? Ведь количество кислорода строго ограниченно. И ничего нельзя изменить.
Вроде бы.
Формально, выход есть, вернее, он всегда был. Вернуться в приют. Спровоцировать родителей и вернуться в приют. Ей уже есть восемнадцать, даже без возни с документами они могут сказать «собирай вещи». И, пока она не закончит образование, можно будет вернуться.
Из-за какого-то… мерзкого дядьки, который уверен, что имеет право измываться над разумом и чувствами ребят, в частности над ее. Чувствами… Тишина.
* * *
- …квадратичных неравенств, так же, как два параграфа назад. Дошло? – Декан поднял бровь и осмотрел скользящим взглядом группу. Все, как один, уставились в тетради, и упорно молчали, боясь произнести хоть звук. – Значит, будем считать, дошло. - Он надел очки и внимательно осмотрел список баллов, полученных учениками в ближайшем месяце, но тут же недовольно скривился и поднял голову. – Иида. Задержись.
- Да, помню, остаюсь сегодня. Факультатив же. – Студентка вдохнула и положила локти на стол, изучая взглядом темное окно. Одногруппники уже расходятся по домам, а ей, наверняка, придется третий раз за неделю драить полы в кабинете. Рука, как и нога, в общем, уже почти не болела, а вот ребра все еще раздражали своей синевой и тупой, воспаленной болью. Глаз не ухудшался, но и не улучшался, и это не могло не радовать. Он ведь хотя бы был, а значит, все в порядке.
Подростки медленно покидали аудиторию, кто-то из них оборачивался и смялся себе под нос – одногруппница будет отрабатывать свое храброе, но вызывающее поведение до конца своего обучения здесь. Злорадства нельзя было сдержать. Когда в кабинете не осталось ни души, учитель внимательно посмотрел на часы, щуря глаза – пять вечера. Для всех дополнительные лекции окончены, а для нее, можно сказать, только начинаются. Что же, не любишь учиться – люби мыть полы, и эта логика была даже не сарказменной.
- Может уже хватит чистить чистое? Перешли бы, хотя бы, на алгебру для восьмиклассников.
- Смотрю, ты прочла ее? Какая умница. И как? Много было непонятного? – Преподаватель расплылся в широкой, довольной ухмылке.
- Непонятно ваше стремление сделать из меня математика. Издевательство… это же даже не программа минимум. Это спец книги, я знаю. – Она закусила губу и сжала кулаки.