Третий день.

Первый посетитель – мужчина в плаще и солнцезащитных очках внутри здания.

– Доктор, у меня синдром Стендаля! – зашептал он, тыкая пальцем в распечатку из Википедии. – Вчера в «Пятёрочке» увидел акцию на гречку – сердце застучало, зрачки расширились!

Лиза, вспомнив учебник, замерла: «Синдром Стендаля… от искусства… но гречка?!» Не отрываясь от заполнения карты, протянула руку к стетоскопу: – Поздравляю, вы открыли синдром Пятёрочки. Лечение простое: дважды в день смотреть на ценник огурцов в январе. Сердце адаптируется.

В кабинет ворвался пенсионер, размахивая результатом МРТ: – У меня в колене артроз, но я записался на хип – хоп батл! Что делать?! Лиза, представляя дедушку в толстовке с капюшоном, закашлялась, подавляя смех. Она подняла бровь: – Рекомендую стиль «робот» – минимальная нагрузка на суставы. И купите наколенники с блёстками. Для боевого духа.

Когда поток пациентов иссяк, я, разливая в чашки кофе с надписью «Не разговаривайте со мной, пока я не стану зомби», спросила: – Лиза, вы всегда так… креативно лечите?

Она достала из ящика шоколадку: – Медицина – 10% науки, 90% актёрского мастерства. Сегодня ты узнала, как лечить гречневым синдромом. Завтра научу ставить горчичники через селфи.

Звонок из регистратуры: – Доктор, к вам женщина с попугаем! Говорит, он выучил слово «амиодарон»!

Лиза вздохнула, снимая с шеи игрушечный стетоскоп, который я не заметила за весь день: – Римма, готовься. Сейчас будем объяснять птице, что она не кардиолог.

Хороший терапевт должен уметь три вещи: ставить диагнозы, пить кофе холодным и находить выход, когда пациент приходит с говорящим попугаем вместо страхового полиса.

– Ты новенькая Римма. Поздравляю. Здесь либо сходишь с ума, либо становишься гением. Иногда и то, и другое. Наш формат общения называется «медицинский абсурд» – это, когда пациенты доводят тебя до крайности своей тупизны, и чтобы не сойти с ума, ты начинаешь применять в диалоге: колки, черный юмор, абсурд, аморальные шутки и все перемешивается в одном флаконе. Итог, твое общение и методы лечение становятся полным безумием. Короче, скоро привыкнешь.

4.

Вспоминаю свою практику в диагностической клинике, когда еще училась в колледже. Я стояла перед дверью кабинета, сжимая папку с историей болезни так, будто от нее зависела моя жизнь. Из – за стекла доносился приглушенный стук клавиатуры и голос доктора – саркастичный, как всегда.

– Заходите или будете дальше прилипать лбом к стеклу? – она даже не подняла головы, продолжая листать какие – то анализы.

– Пациент 34, мужчина, 42 года, – начала я, распахивая папку. – Поступил с температурой 39, кашлем и сыпью на ладонях. Пульмонолог говорит – пневмония, но антибиотики не работают.

– Сюрприз, – Доктор щелкнула ручкой по экрану монитора, где мерцали рентгеновские снимки. – Легкие чистые. Типично для нашей «типичной» диагностики.

Я сделала шаг вперед, чувствуя, как поджилки дрожат. Она ненавидела нерешительность.

– CRP зашкаливает, лейкоциты тоже. Сепсис?

– О, боже, – она наконец посмотрела на меня, прищурив карие глаза. – Сегодня в моде сепсис? Тогда почему у него нет тахикардии? Почему давление как у космонавта?

Я сглотнула. Доктор встала, подошла к доске с рентгенами и резко ткнула в одно из затемнений.

– Смотри. Сыпь – не аллергия. Температура скачет волнами. Печень увеличена. И что это, медсестра?

Мозг лихорадочно перебирал лекции. Вдруг мелькнуло:

– Бруцеллез? Он же фермер…

– Бруцеллез? – она фыркнула, но палец замер в воздухе. – Слабовато. Нет артралгии. Нет потливости.

– А если… – я закусила губу, вспоминая ночные смены в инфекционке, – …туляремия? Сыпь, лихорадка, гепатомегалия…