Мы знали о тяжелой болезни Владимира Евгеньевича, но не переставали надеяться. Последний раз он пришел в Отделение 12 февраля, спустя несколько дней после своего 70-летия, и пробыл довольно долго, принимая поздравления и приветствия, самые разные, но все – искренние. Выступил и он сам, каждому из нас сказал добрые слова. Потом несколько раз звонил, продолжая интересоваться всем, что происходит в Отделении.
Сейчас на стене над креслом Владимира Евгеньевича висит его фотография, и нам все кажется, что вот-вот откроется дверь, появится такая знакомая фигура и все будет как прежде…
А. К. Темботов. Доверие было полным
Наше близкое знакомство с Владимиром Евгеньевичем Соколовым состоялось в 1978 г. в Чехословакии на Втором Международном конгрессе по млекопитающим. В г. Брно, где проходила встреча ведущих териологов мира, в то время стояла прекрасная летняя погода. Все утопало в зелени и цветах, душа радовалась изобилию прекрасных роз, улыбкам гостей и хозяев, всюду чувствовались мир и спокойствие. Добрые и деловые отношения, фундамент которых был заложен на Первом Международном конгрессе по териологии в Москве в 1974 г., быстро становились нормой общения между участниками и этого конгресса.
Удача была очевидной, на глазах совершался прорыв в международном сотрудничестве по целому ряду проблем териологии, теории и практики охраны мировой фауны. И этот успех мы, участники конгресса, справедливо относили на счет Владимира Евгеньевича, ибо он «дирижировал» всем ходом подготовки и реализации программы, отбором тематики докладов и докладчиков. Я никогда не забуду ту неподдельную радость, которую выражало его лицо, когда он увидел нас, четырех териологов Кабардино-Балкарии, добравшихся из Нальчика в Брно на своем транспорте. Он живо интересовался подробностями нашего путешествия: не было ли в пути осложнений, как удалось получить визы, были ли суровы милиция и полиция, как удалось решить финансовые проблемы и т. д. Не менее внимателен он был и к другим, в частности, волновался из-за опоздания коллеги из Баку. Мне, как и другим соотечественникам, было весьма приятно ощущать, что мы составляем большую, хорошо организованную вокруг своего лидера команду и она представляет великую страну достойно.
Это чувство локтя для нашей группы было необходимо как воздух, ибо мы впервые выезжали за рубеж. Кроме того, на суд авторитетных коллег мы выносили свое видение изменчивости ряда «трудных» видов млекопитающих Кавказа. По I конгрессу и последующей переписке мы уже знали, что к нашим данным будет проявлен повышенный интерес из-за того, что именно на Кавказе находился ключ к разгадке закономерности изменчивости хромосомного аппарата объектов изучения европейских териологов, в том числе модельной группы Pitymys. Наши лучшие надежды тогда оправдались, мы были приняты и поняты, наладилась совместная работа, оказавшаяся впоследствии довольно продуктивной. Тогда у нас зародилась уверенность в своей научной деятельности, в перспективе нашей тематики, в том, что выбор научного направления осуществлен правильно. За эту уверенность мы благодарны Владимиру Евгеньевичу на всю жизнь, эта благодарность и эта уверенность передаются каждому новому поколению молодых ученых – уже наших учеников.
После II конгресса наши встречи с В. Е. Соколовым и его ближайшими сотрудниками участились, росли взаимопонимание и взаимоподдержка, крепло полное доверие друг к другу, эти чувства объединяли наши коллективы. Будучи в Москве, мы имели неограниченный доступ к лабораториям Владимира Евгеньевича днем и ночью, в будни и выходные дни, независимо от режима работы ИЭМЭЖ. Доверие было полным. Это вдохновляло нас, делало нашу работу продуктивной и менее утомительной. Как мудрый педагог и тонкий психолог, Владимир Евгеньевич чутко реагировал на самые незначительные знаки внимания между коллегами и поощрял их. Не будь такого чуткого отношения, трудно было бы рассчитывать на коллективный успех, на объединение усилий различных людей, ведомств и территорий, без которых невозможно было решать многие вопросы териологии. Трудно назвать в истории биологии человека, которому удалось так сблизить и сплотить значительное количество ученых-биологов центра и регионов, как сумел Владимир Евгеньевич. Самое главное – все это ему удавалось осуществлять мирно, без шума и суеты, без какого-то насилия, без подавления инициативы, мягко, по-братски. Вот почему, как мне представляется, Владимир Евгеньевич был «нашим», а не только «московским». За это могли многие постоять!