Он выбрал последнее, так как это было ближе к его научным устремлениям и открывало возможности экспедиционной работы.

О научных достижениях Володи мне судить трудно, так как я занимался проблемами, относящимися к другой области биологии – термодинамике биологических процессов. Но для нашего брата особенно ценно опубликованное им трехтомное руководство по систематике млекопитающих и пятиязычный словарь млекопитающих. Интересной, как мне кажется, является и монография Володи, написанная им совместно с Яшей Парнесом (кстати, также нашим сокурсником) об истории русской териологии.

Что касается девушек, то, может быть, я сильно преувеличиваю – скорее не он, а они увлекались им, так как это был высокий, красивый юноша, заметно выделяющийся среди нашей веселой, но довольно серой, плохо одетой студенческой компании. Во всяком случае на 3-м курсе Володя начал встречаться с очень красивой девушкой – Светкой Степановой – которая была младше нас на два курса. Познакомились они в спортзале, где Светлана тренировалась не то в волейбол, не то в баскетбол. Первые дни их знакомства мы ходили втроем, а потом они стали уединяться, и кончилось все это свадьбой, на которой я (единственный из друзей Володи) присутствовал в кругу семьи Володи. Это был, по-моему, очень удачный брак (думаю, благодаря Светке), и они прожили в мире и согласии долгие годы. Эта симпатичная женщина обладает доброжелательным и покладистым характером, что так важно для нашего брата научного работника, как, впрочем, и для многих других профессий, где требуется полная отдача сил и мозгов.

О. М. Нефедов. Воспоминания о В. Е. Соколове

Мои первые встречи с Владимиром Евгеньевичем Соколовым носили эпизодический характер, причем широкая известность и раннее признание его в Академии как ученого и организатора науки определяли наличие некоторой дистанции в наших отношениях. Однако затем мы стали встречаться и взаимодействовать чаще. Более того, скоро подружились и с самим Владимиром Евгеньевичем, и с его семьей. Поэтому уход Владимира Евгеньевича из жизни наша семья восприняла как утрату близкого человека и большого друга.

Владимира Евгеньевича как ученого отличали энциклопедические знания в области живой природы, экологии, природоохранной деятельности. Общение с ним всегда было очень приятным и интересным. Он умело учитывал подготовленность собеседника или аудитории и всегда демонстрировал исключительную эрудицию, оставаясь прекрасным рассказчиком и собеседником.

Поражала его неуемная жажда познания природы, желание самому прикоснуться к ней и увидеть изнутри наиболее редкие и интересные ее явления. Многие его научные экспедиции (а они, без сомнения, составляли одну из важнейших и ярких сторон его жизни и как ученого, и как ценителя природы) были связаны с трудностями и лишениями, а в зонах ведения боевых и партизанских действий, например, в странах Африки и Южной Америки, также с опасностью для жизни. Однако никакие опасности не могли удержать его от экспедиций или даже сократить заранее намеченную программу. Думаю, что эти очень трудные поездки, тяжелые бытовые условия и огромные физические нагрузки подточили его крепкий организм.

Если же говорить о конкретных эпизодах наших встреч и совместных поездках, то вспоминаются поездка в 1979 г. в республики Средней Азии для ознакомления с деятельностью ряда республиканских академий наук, участие в выборах народных депутатов СССР от Академии наук в 1989 г., координационная встреча АН СССР с руководством НАН США в начале 1990 г. в Вашингтоне, прекрасная поездка в Норвегию в мае 1990 г. на крупный международный форум «Устойчивое развитие, наука и политика», проводимый по инициативе видных политиков Г.-Х. Брунтланд и В. Брандта, и многое другое.