Как ни странно, живя уже более полувека среди людей, я только теперь понимаю, что являюсь частью слаженной системы, которая наполнена ими, и я могу, как мне кажется, почувствовать вибрации их душ – иногда хаотичные и отрицательные, а иногда упорядоченные и добрые. И при помощи именно положительного намерения я могу управлять собой и создавать свою собственную истину, радость, реальность, создавать свою жизнь, отличающуюся от той, что, как мне казалось, я имела.

Надо только захотеть не быть равнодушной!

День совершеннолетия

«Деточка» – так называла няня детей, обращаясь то к одной, то к другой дочери Софьи Яковлевны, профессора, доктора физико-математических наук, преподающей в Свердловском институте стали и сплавов. Они, две девочки, Милана и Нелли, настолько привыкли к своей няне, что не могли представить и дня без неё. Маша была в их жизни всегда, сколько они себя помнили. Не только одна мама так звала няню. А иногда и они позволяли себе называть её по имени, общаясь только между собой, и, если знали наверняка, что поблизости нет взрослых.

Мария Захаровна помогала Софьюшке воспитывать девочек. Своей семьи у неё не было. Её суженый погиб под Москвой, защищая столицу. После войны у неё было много ухажеров, но никто не тронул её сердца, как он, её Васенька. И она осталась верна своему данному когда-то обещанию: или он, или никто.

«Aut Caesar aut nihil» – Софья Яковлевна, качая головой, произносила это латинское крылатое выражение, когда редко, но выдавался свободный вечер, и они с Машей, не торопясь, ели пироги, попивая чай из тонких гравированных стаканов в красивых серебряных подстаканниках, и вспоминали молодость. А Мария Захаровна так до конца и не поняла, причем здесь Цезарь и никак не могла понять связь этой фразы с Василием. А переспросить Софьюшку стеснялась. Но втайне от всех, она ждала чуда: откроется дверь, и войдет он, такой любимый и долгожданный. Вот так и жила старея, дряхлея и надеясь столько лет, что свершится чудо, и он вернётся. Но, увы! Не выйдя замуж, Маша посвятила свою жизнь воспитанию дочерей Софьи.

Софья была очень занятым человеком. Она возглавляла деканат, читала лекции, ездила в командировки на международные симпозиумы, писала статьи, издавала учебники, принимала экзамены и почти не бывала дома. Когда же она появлялась, дочери уже спали, а уходила на работу – еще спали. Всё воспитание девочек и ведение домашнего хозяйства было на плечах дряхлеющей старой девы, иногда чересчур доброй и многое прощающей, но, по всеобщему мнению, такой справедливой. Софью очень волновало, что она носит и как выглядит, о себе она не забывала: по воскресеньям, раз в неделю к ней приходила маникюрша, а раз в полгода – парикмахер и модистка. Последняя приносила с собой много глянцевых журналов, не советских, а «оттуда», из которых они всей семьёй выбирали новые модели одежды для гардероба профессора. Девочкам и Маше было разрешено присутствовать на таких сеансах-встречах, даже высказывать своё мнение по поводу фасонов, цвета. Мария Захаровна, как обычно, молчаливо наблюдала за происходящим, но если интересовались её мнением, то она, не задумываясь, отвечала, что ей нравится буквально всё. А вот девочек в это время нельзя было узнать. Они преображались, жестикулировали, отстаивая свои позиции, у них появлялся румянец на щеках, иногда испарина на лбах. Не всегда их мнения совпадали, вот тогда и начинался спор-битва, словесная перепалка, длящаяся, когда как, но, как правило, заканчивающаяся мирно, без обид.

Больше всего сестёр интересовали мамины шляпы и шляпки. Их было настолько много, что коробками из-под них были забиты все антресоли в прихожей их большой квартиры. Иногда, конечно же, в отсутствии Софьи Яковлевны, Маша позволяла им примерить парочку маминых платьев со шляпками. Такое представление с переодеванием у них называлось «давать концерт». Няня ворчала, что ей приходится лазать по лестнице, «как обезьяны в лесу», чтобы достать шляпы с полки, но ведь только она знала и помнила, где находятся определенные шляпы, а девочкам нужно было примерить только те, которые особенно им нравились. О любой, первой попавшейся даже и не шла речь! Марии Захаровне, по всему было видно, это действо самой очень нравилось. Иначе бы она давно отказалась от всей процедуры. Ей было действительно тяжело, ведь во время процесса доставания коробок девочкам не позволялось даже стоять возле стремянки, Мария Захаровна делала всё сама, так как очень боялась, что они упадут и, не дай бог, что-нибудь сломают. Не из мебели, конечно, а руки или ноги. А девчата в такие дни были на верху блаженства, мечтая, что и у них когда-нибудь, будут такие же шляпки и платья. Для них «концерты» были настоящим праздником.