– А мы с адмиралом под окном стояли, пока ты чай пил. Может, поищем друга-то этого? Жалко разбойничка – живет он на белом свете один-одинешенек.

– Да, – соглашается Ленюшка Мамохин, – нелегко ему. Вдруг узнает, в чем смысл жизни – а рассказать некому! Только в городе у нас с освещением вроде неплохо, фонарей хватает. Что ж, так и ездить от одного к другому?

– И будем! – горячится Серафима.

– А как мы узнаем, который заколдованный?

Тут Нельсон вмешался:

– Лучше выберите время да свозите меня как-нибудь ночью к двум Лермонтовым. Побеседую с ними как памятник с памятниками – вдруг им что-нибудь известно.

– Я, пожалуй, завтра в парк один схожу, – говорит Ленюшка. – Надо старушкам «спасибо» сказать. Заодно насчет столбов проконсультируюсь.

В город приехали затемно, в мэрии только Пашино окошко светится. Мэр, как машину с Нельсоном увидел, чуть со второго этажа к ним не выскочил.

– Ну, Серафима! – кричит. – До чего ж водитель у тебя хороший человек! Где ж ты, Ленюшка, их откопал?

– Да так, – отвечает Ленюшка, – старушки подсказали…

– К гадалкам ходил! Я-то думал, ты в них не веришь! Только пусть это лучше между нами останется, а то в газете у нас очень любят всякие чудеса. Работать мне не дадут, будут выпытывать, что да как. Там журналистка есть, симпатичная такая, подписывается: Нея. Хорошо пишет… Скажем всем, что просто студенты покататься решили на поливальной машине.

Памятник адмиралу Нельсону установили, как сумели, на прежнее место, мэр на радостях Ленюшке к отпуску отгул прибавил и домой отпустил. Ну, Ленюшка с Серафимой к дому – а из подъезда сосед выходит с первого этажа, учитель музыки Лесников.

– Здра-авствуйте. Говорили, что у вас машину угнали, а она тут. Кто же это о вас слухи распускает?

– Пропадала, – отвечает Ленюшка, – но нашлась.

– Да-а-а? И чья же это работа? Не Лазарева ли?

А надо сказать, что Лесникова остальные соседи не любили: жаловались, что он телепат – мысли чужие читает, причем при любом расстоянии. Если мимо него идешь и о чем-нибудь своем думаешь – тут же подслушает и потом рассказывать будет направо и налево. Мало того, иной раз еще так разойдется, что видит по телефону. Позвонит, бывало, кому-нибудь поболтать, и вдруг говорит: «Опять на вас этот халат, зеленый с коричневым. Сколько можно его носить!» А на той соседке и вправду такой халат. Или как закричит: «Ой, моль у вас летает! Вон, вон, у плеча! На стену села! Тапком ее, тапком!»

Ленюшка, на всякий случай, мэра себе представил и говорит:

– Да вроде ребятишки баловались.

– А-ах, какие проказлименты! А что это Паша ваш так поздно на работе делает?

– Работает, – отвечает Ленюшка.

– Ничего он не работает, кофе пьет или спит. А Лазарев не спит. Окопался в своем лесу и думает о всяких глупостях.

– А вы с ним что, знакомы, что ли? – спрашивает Ленюшка.

– Я-а-а?! Не знаком, и не подумаю знакомиться! И другим не советую.

А сам внимательно на Ленюшку поверх очков смотрит. Странный тип. Но Ленюшка так думать не стал, чтобы Лесников не услышал, а подумал вместо этого: «Ахейя!» Лесников удивился и ушел. Он древнегреческого не знал.

А Ленюшка к своей квартире поднялся, видит: на двери что-то углем нарисовано. Пригляделся – фонарный столб!

Федор Коныч снова вспомнил бывшую лифтершу Клавдию. Лёлечка вот ее не любит. Как услышит о ней, прямо шипит: «Ведьма, ведьма»… Такая она, Лёлечка, характер горячий. И чего только, бывало, не расскажет! Будто Клавдия метлу у дворника украла и вылетала на ней из окна, а метла была казенная, даже с инвентарным номером, и дворнику пришлось платить за нее из своего кармана. Будто снимает к Новому году урожай огурцов у себя на подоконнике, а у соседей сверху и снизу батареи вечно холодные. И еще что слетела раз у Клавдии с карниза кастрюля с квашеной капустой, так целую трамвайную остановку удирала по рыхлому снегу от бомжа и под конец кинулась в сугроб. А когда сугроб разрыли, там ничего не оказалось.