— Лиза — моя дочь, и мне решать, что ей нужно знать, а что нет, — рявкнул отец и несдержанно бросил из рук приборы на стол.

— Вот значит, как ты заговорил, твоя дочь?! — у Софии от обиды затряслись губы. — Пусть я её не рожала, но она такая же моя, как и твоя. Если ещё не больше. Понятно! Лиза, — решительно обратилась ко мне мачеха и даже встала со стула, — Громов Глеб в городе, лично я считаю, ты должна это знать.

Шесть лет назад, когда любимый человек самым бессовестным и постыдным способом меня предал, на сердце, словно калёным железом выжглась надпись «Громов Глеб». Надеялась, что эта рана если не зажила, то хотя бы успела зарубцеваться, но от одного упоминания имени, меня сначала бросила в жар, потом обдало ледяным холодом, а внутренности, как будто чья-то мощная безжалостная лапа начала когтями драть, превращая в лохмотья. Так что нет, рана до сих пор в полную силу кровоточит.

Повстречав Громова, я потеряла себя. Стоило на него только взглянуть, как он за мгновение затмил всех, и стал для меня самым важным человеком во всей вселенной. Любила так, как любят в жизни лишь один единственный раз. Мой первый мужчина, моё первое разочарование, моя великая боль, которая до конца дней искалечила душу.

— Если Громов нашёлся, — хриплым бесцветным голосом начала я, — почему вы боитесь, что я с ним столкнусь? Он же нас обокрал, сумма ущерба значительная, специально смотрела, для таких преступлений срок давности аж десять лет, вы уже позвонили в полицию, сообщили о местонахождении вора в бегах?

Отец затрясся от нервного хохота, а когда просмеялся, ткнув в меня пальцем, вгрызся в жену яростным взглядом.

— Вот, пожалуйста, дочь задала тебе закономерный вопрос. Как будешь отвечать?! М? Давай, теперь рассказывай, почему же мы в полицию не побежали звонить.

Мачеха, опустив голову, молчит, а папа безотрывно прожигает её злыми глазами.

— Говори, раз начала, — рявкнул отец и обоими кулаками со всей силы ударил по столу.

Мы с Софией вздрогнули, а вся посуда дружно подпрыгнула, фарфоровый молочник завалился набок, и его содержимое пролилось на скатерть, чашка мачехи, что стояла на самом краю, звонко грохнулась на пол и разлетелась.

— Помнится, как один человек утверждал, что мужчина не имеет право на женщину не только поднимать руку, но и повышать голос, — сказала я и с укоризной посмотрела на папу. — Мне, кажется, этим человеком был ты, и до этого момента, следовал своему правилу. А ещё до сегодняшнего дня, мне ни разу не было за себя стыдно.

— Извини, дочка, — воинственный настрой папы лопнул как мыльный пузырь. — И ты, ради бога, Софа, прости. Это всё нервы.

— Нервы и плюс побочный эффект, когда стресс коньяком лечишь, утренний похмельный мандраж называется, — не удержалась и съязвила я.

— Андрей, не надо, потом, — отец наклонился, чтобы поднять с пола осколки чашки, но мачеха его остановила. — Лиза, присядь, пожалуйста, и прошу, выслушай нас до конца.

— Только давайте без долгих предисловий, сразу к делу. А то я себе уже такое напридумывала, — обтерев влажные ладошки об джинсы, выполнила просьбу Софии и заняла стул.

— Шесть лет назад мы тебя обманули, — первым почему-то начал отец. — Это было не простым решением, но на тот момент единственно верным.

— Глеб не обкрадывал фирму?! — предположение не просто так слетело у меня с языка, после исчезновения Громова именно об этом я днями и ночами, заливая подушку слезами, молила всевышнего.

— Нет, — София качнула головой. — Он мошенник и вор. Тут дело в другом, после того как обнаружились хищения со счетов фирмы, и Громову предъявили обвинения, мы тебе сказали, что он сбежал, но это не так. Глеб нанял адвоката и изо всех сил боролся, чтобы доказать свою невиновность. Разумеется, он проиграл. В прокуратуре всё-таки не идиоты работают. Факты — упрямая вещь, ему дали срок, восемь лет. Андрей, сколько он в действительности отсидел?