Она стояла практически с бесстрастным выражением лица, лишь в глазах промелькнуло мрачное торжество. И я так и не понял, к чему это.

– Генка, я ты точно видел, что он мёртв? – спросил Жорж. – Может, он просто ранен? Или без сознания?

Ответить я не успел, потому что в этот момент Моня воскликнул:

– Генка, гля на Клару!

Я обернулся и увидел, как из-под наброшенного домашнего халата, одна пола которого внизу чуть разошлась, показался край шерстяного платья, в котором она обычно ходила на улицу или по делам.

– И на обувь её глянь! – не унимался Моня.

Я глянул: на ногах у неё были чёрные ботинки. Заляпанные свежей рыжей грязью ботинки.

– Угу, – пробормотал я.

– Что угу?! – возмутились агитбригадовцы.

– Рассказывай давай!

Пришлось подробно рассказать всю версию, как и то, что Гудков отправил меня под домашний арест.

– Ну так ты должен сказать об этом Семёну, – покачала головой Нюра, подошла к двери Бывалова и постучала в дверь.

В ответ – тишина.

– Семён! – уже громче стукнула Нюра.

Тишина.

– Его нет дома, – удивилась Люся.

– И куда это он на ночь глядя ушел? – поморщился Жорж.

– Так, а Гришка хоть на месте? – спросил Зёзик.

– Сейчас схожу гляну, – ответил Жорж и спустился вниз.

Гришкина квартира находилась на первом этаже.

Оттуда послышался стук в дверь (словно носорог со всей дури долбился, не услышать было нельзя), затем раздались встревоженные голоса.

– Гришка на месте, – выдохнула Люся.

Оказалось, что мы все, включая и меня, стоим, затаив дыхание и прислушиваемся к звукам снизу.

– Получается, что нет только Семёна, – констатировал Зёзик.

– И Гудкова, – сказала Нюра.

– Гудков в ресторане, – ответила Люся и переспросила у меня, – он там остался?

– Да, он даёт показания.

– Генка! Вот ты не можешь без приключений! Давай рассказывай! – по лестнице поднялись Жорж с Гришкой.

И, конечно же, Гришка тоже прицепился ко мне с расспросами. Он был заспанным (предыдущая ночь с блондинкой явно не прошла бесследно) и оттого особо злым.

Пришлось рассказывать заново.

– Всё, я иду спать! – наконец не выдержал я, когда молоть языком совсем устал.

– Нет! Никто никуда не идёт! Давайте не будем расходиться, товарищи! – возмутилась Нюра.

– Мы должны держаться все вместе! – с чуть истерическими нотками поддержала её Люся.

– Да ну тебя! – скривился Гришка, который, как и я, ужасно хотел спать, – Гудков не говорил, чтобы мы все толпой ждали его посреди коридора. Наоборот, я предлагаю идти всем спать.

– А если Макар вернётся и ему нужна будет помощь? – задала резонный вопрос Люся.

– Тогда он разбудит тех, кто ему нужен, – отрезал Гришка, – нет смысла нам всю ночь торчать в коридоре.

– А если тот человек, преступник, который убил Виктора, заявится сюда? – дрожащим голосом спросила Нюра и стало понятно, что она смертельно боится.

– Да никто сюда не заявится! – отмахнулся Гришка, – кому мы нужны?!

– Но кто-то же подбросил Кларе дохлую рыбу, а Макару повешенную кошку! – прошипела Люся и посмотрела на нас всех затравленным взглядом.

Повисло задумчивое молчание.

Все думали, искали выход.

Я же молчал просто так. В надежде, что рано или поздно все эти тревожные разговоры иссякнут, и мы, наконец, разойдёмся спать.

– Запрём дверь внизу на засов, вот никто и не зайдёт, – сказал Жорж.

– Если этот кто-то захочет, то сможет и через окно влезть, и через чердак, – пискнула Нюра. – Нет, я считаю, что мы должны держаться вместе. Иначе нас всех по одному перебьют.

Они приянлись спорить, доказывать что-то друг другу, аргументировать. Нюра и Гришка аж поссорились.

Наконец, Жорж не выдержал и сказал:

– В общем поступим так. Сейчас все дружно расходятся по квартирам спать. Входную дверь запираем на засов. И будем дежурить по очереди. Сейчас я. Через два часа – Зёзик. Потом – Гришка. Потом – Генка.