– Он может, но мы бесплатно не работаем! – заявил Моня, не дав мне сказать и слова.

– И где я тебе денег возьму? – опешил дедок, – я вообще-то призрак, как и ты.

– Но ты можешь показать, где тут в Хлябове клады находятся, – начал перечислять Моня.

– Здесь нету кладов, – плечи дедка печально поникли, – был один, да недавно тут котлован рыли, Дом пионеров стоят, вот и нашли весь клад. Теперь он в местном краеведческом музее. Но там ничего особенного нету, так, монеты древние и две чаши.

– Ну тогда тебе не повезло, – жестко сказал Енох, материализовавшись из воздуха.

– Ну вот чего вы такие недружелюбные, – возмутился дедок, – я к вам со всей душою, а вы…

– Жизнь такая, – заявил Моня, – а благотворительностью заниматься мы не намерены. Пусть дураки этим занимаются!

– Могу упокоить взамен информации, – торопливо сказал я, а то сейчас мои призраки тут наторгуют, знаем, проходили уже.

– Какой? – подобрался дедок. – Что знаю, расскажу.

– Ты в курсе, что на площади сейчас было? – спросил я.

– Это когда ты трупы после жертвоприношения привёз? – спросил дедок и, дождавшись моего кивка, хвастливо сказал, – я во всём тут в курсе. Ничего мимо меня не проходит.

– А ты ещё что-то подобное тут замечал?

– Ты имеешь в виду знаки у них на лбу? – хитро прищурился дедок.

– Угу, – кивнул я. – И знаки тоже.

– Есть такое, – задумался дедок, а я аж подобрался.

– Рассказывай, – велел я.

– В соседнем доме мужик повесился, – начал дедок, но Моня его ехидно перебил:

– Ерунда! В каждом городе кто-то постоянно вешается! Ерунда! Тебя же не об этом спрашивают!

– Моня, – цыкнул я на него.

– Молчу, – вздохнул Моня и посмотрел на Мими, которая сидела на самом высоком стеллаже с выставочными книгами к какой-то годовщине, и флегматично баюкала свою куклу.

– Во дурень, – показал мелкие острые зубки в оскале дедок, – ты бы выслушал сперва, прежде чем дурака из себя изображать…

– Давайте ближе к делу, – прервал дискуссию я.

– Да. Ближе к делу, – кивнул дедок. – На лбу этого мужика был точно такой знак, как на твоих трупах (вот они уже и стали моими).

– Опиши знак, – велел я.

– Да что там описывать, – развёл руками дедок, – круг, треугольник и точечка. Но самое главное…

– Гена, ну что, получается? – в читальный зал заглянула Ирина, дедок охнул и торопливо исчез.

– Да не очень, если честно, – честно признался я и пожаловался, – не пойму, зачем этот Зубатов меня к вам сюда определил, ведь я рисовать не умею от слова совсем.

– А это я попросила, – спокойно сказала Ирина и подсела за стол напротив меня, – газету я и сама нарисую. Я хорошо рисую и быстро.

– А я тогда зачем?

– Да разговор у меня к тебе есть. Точнее даже просьба. А больше нигде свободно поговорить и всё обсудить не получится.

Я поморщился. Вот терпеть не могу, когда так начинают.

– Ты гля какая дамочка деловая! – расхохотался Моня, – быстро тебя в оборот взяла. Ох и любят они тобой крутить, Генка.

– А что, соглашайся на просьбу, а в награду ты знаешь, что у баб просить, – и себе заржал Енох. – Это, конечно, похуже, чем твоя Изабелла, но городишко здесь паршивенький, так что и такая сойдёт.

– Слушай ты, конь развесёлый, – прошипела вдруг Ирина и пристально посмотрела на Еноха, – ты рот свой поганый закрыл бы. А то места в моём городишке тебе не будет. Это я уж точно говорю!

Енох побледнел и исчез. Моня ретировался следом. Мими осталась сидеть на стеллаже. Кажется, ей было весело. Если не ошибаюсь, она вовсю смеялась.

– Давай говори свою просьбу, – вздохнул я.

Поздно вечером я вернулся в комнату и с удовольствием плюхнулся на кровать. Умаялся в этой суете ужасно. Уже проваливаясь в царство Морфея, услышал жуткий, душераздирающий крик.