– Это тоже хорошая причина, но не главная. Ювелирные магазины – наше семейное проклятие. – Карагач сел на стул и закинув ногу на ногу. – Первый раз, когда мой папа купил кольцо, чтобы сделать предложение моей маме, это кольцо вытащили из кармана еще на выходе из магазина. Второй раз мой папа заказал у Карла Фаберже браслет к десятилетию свадьбы. И надо же так случиться, что в этот самый момент ювелирный пришли работать мадам Софа Грушевская и её гоп-компания. Софа попросила маму снять браслет. Папа предложил ей забрать все деньги, но оставить браслет. Софа наставила на папу пистолет. Тогда моя мама, добрая тихая женщина, пообещала, что перегрызет Софе горло прямо здесь, не отходя от кассы, если она тронет папу. Софа была женщиной практичного склада и взяла деньги.

– Хорошая история, – сказал Шугарин. – Прямо за душу берет. Родители-то живы?

– Если бы, – сказал Карагач.

Он встал со стула и, заложив руки за спину, начал прогуливаться вдоль окон, выглядывая наружу, пока внезапно не остановился.

– Федор Петрович, не хотите вон те следы сфотографировать?

– Какие? – подошел Шугарин.

Со стороны улицы у витрины виднелись следы ботинок, как если бы кто-то стоял снаружи и пристально вглядывался внутрь. Шугарин рассмотрел следы, но не выказал особого интереса.

– Следы как следы. Может, кто на стреме стоял.

– Для дозорного уж больно место неподходящее. Если бы я этот магазин брал, я бы вон на том углу человека поставил. – Он показал рукой на перекресток шагах в тридцати от магазина. – Оттуда улица в обе стороны просматривается и еще переулок виден. И потом, на стреме наружу смотрят, головой вертят, а этот как приклеенный стоял, даже с ноги на ногу не переминался.

– Это откуда известно?

Карагач махнул рукой, приглашая следовать за ним на улицу. Они обошли магазин и присели на корточки у витрины с наружной стороны. Следы были хорошо видны на горке песка.

– Видите, как резко отпечатались? – Карагач показал на четкий контур. – Видно, что встал и не вертелся.

– Похоже, – согласился Шугарин. – Стало быть, есть у нас свидетель. Только где его искать?

– Есть тут у вас место, где беспризорники ночуют?

– Ближайшее будет на Ильинке у котлов, в которых асфальт варят.

– Вот там и будем искать нашего свидетеля.

Шугарин покосился на отпечаток. – Ботинки-то большого размера. Почему вы, Семен Васильевич, на пацана подумали?

– Смотрите, как близко следы расположены, – указал Карагач. – Вы, Федор Петрович, попробуйте встать также.

Шугарин поставил ноги рядом и вопросительно посмотрел на собеседника.

– Постойте минут пять. Я покурю пока. – Карагач достал железный портсигар в виде приплюснутого цилиндра и снял крышку. – Угощайтесь.

– Спасибо, не балуюсь. Долго мне стоять?

– Минуты не прошло. Что вы нервничаете?

– Так неудобно же.

– Это потому, что взрослый мужчина ставит ноги на ширину плеч. Наш свидетель их тоже поставил. Да только плечи у него аккурат в половину ваших будут. И еще вот на это обратите внимание. – Он показал на полоску на правом следе рядом с каблуком. – Подошва у этого свидетеля либо веревкой, либо проволокой подвязана. Отец или мать к сапожнику бы отнесли. Три-четыре гвоздя и порядок. Да, видно, некому нести.

Шугарин вернулся в магазин, а Карагач остался снаружи докуривать папиросу.

Когда в дальней комнате эксперт закончил фотографировать мертвое тело с разных ракурсов и двое санитаров унесли его, Костанжогло обнаружил под стулом кусок плотного картона. Это была фотография, добротная, еще дореволюционная, сделанная в южном ателье, щедром на пыльные пальмы и фикусы. Взгляд Григория равнодушно скользнул по пяти фигурам и задержался на шестой. Осторожно, чтобы не привлекать внимания остальных, Костанжогло поманил пальцем Шугарина, и, когда тот подошел, показал ему находку.