Сам Лягин заказал другое национальное йеменское блюдо – бурму́ – густой бараний бульон. К нему отдельно подали мясо, на котором он варился, и огромную миску риса.

Еду принесли на больших круглых подносах и поставили на пол перед нами. Есть пришлось прямо с них руками. На мою просьбу принести ложку или вилку официант лишь извиняюще развел руками.

– Ну, ладно, Андрей, – сказал Миша, поднимая украшенный камнями медный стакан с разбавленным лимонным соком. – Давай выпьем за твой первый месяц на йеменской земле! Маленький, но важный, юбилей! Пусть оставшаяся командировка пройдет для тебя так же легко и с пользой, как, надеюсь, прошел этот месяц.

Мы звонко чокнулись металлическими кубками.

– Да, без спиртного здесь тоскливо, конечно, – ставя стакан на пол рядом с собой, посетовал Миша.

Алкоголь в Йемене – как в стране с очень жесткими мусульманскими канонами – был полностью запрещен. Его ввоз, продажа, хранение или употребление считались тяжкими уголовными преступлениями и карались смертной казнью.

– Но ничего, – задорно подмигнул он мне. – К нам в посольство через две недели прилетает новый дежурный комендант. Я попросил его привезти бутылку водки.

– Ты уверен, это хорошая идея? – с сомнением спросил я. – Меня на таможне по прилете чуть наизнанку не вывернули. Отобрали даже стиральный порошок с нарисованной копилкой в виде свиньи. А за алкоголь, наверное, вообще расстреляли бы прямо во дворе аэропорта.

– Но у нас же все будет по уму, – самодовольно ухмыльнулся Лягин, выпуская несколько колец кальянного дыма. – Я ему сказал этикетку содрать, чтобы была просто прозрачная бутылка. Кто поймёт, что там – водка или, например, физраствор? Может, он врач и везет лекарство с собой?

– Ну не знаю, Миш. Тебе виднее, конечно, но я бы не рисковал.

– Да просто самогонка Максимыча вот уже где стоит! – он похлопал себя по горлу тыльной стороной ладони. – От нее потом башка три дня трещит. Самому Максимычу-то по барабану, он редкостный алкаш. А я к такому насилию над своим организмом пока не готов.

Чернорабочий Николай Максимович был печально известен своей отвратительнейшей самогонкой, которую он гнал из фиников, собранных под пальмами на территории посольства. Ее все проклинали, но за неимением альтернативы все равно пили.

– Как хочешь, – отмахнулся я. – Мне это безразлично. Ты же знаешь, я вообще не пью.

– Да, ты несчастный человек, я знаю. Тогда лучше давай подумаем, что будем делать на выходных?

– Что скажешь. Свози меня еще куда-нибудь, где я не был.

– Хорошо, – загадочно пообещал Лягин.

Мы выехали из столицы на северо-запад и по узкому скалистому серпантину направились в сторону перевала, за которым лежал древний город Каукаба́н. Ни узость дороги, ни ее отвратительное состояние не мешали Лягину, как обычно, гнать на огромной скорости. Даже сидевший на переднем пассажирском сидении Антон, который до перевода в спецподразделение по охране дипмиссий воевал в Чечне и, надо полагать, не раз прямо смотрел в глаза смерти, периодически осаждал Мишу и заставлял его сбросить скорость. Однако это не сильно мешало последнему, едва проскочив опасный участок, предельно разгоняться снова.

– Так, ребята, – решил я еще раз уточнить то, что мне уже неоднократно подтвердили, но во что я до сих пор не мог поверить, – значит, мы приезжаем, платим сто долларов – и все?

– Да, Андрей, – со снисхождением к моему недоверию повторил Антон. – И потом берешь любое оружие, любое количество патронов и гранат, стреляешь и кидаешь куда хочешь и сколько хочешь.

– То есть можно хоть весь пикап опустошить? – не унимался я.