Я встала, потому что ощущала некую торжественность момента, и Карпов тут же заметил меня. Он как-то сразу напрягся и перестал улыбаться – понял, наверно, по моему взгляду, что вчерашняя его выходка не забыта. С этой секунды Карпов перестал быть ничего не подозревающим.

Он специально надолго задержался у парты Гудвина. Разговаривал с ним, смеялся, и мне его смех казался каким-то натянутым.

Я ждала. И не стеснялась этого, сверля парня злым взглядом. Чем дольше смотрела на него, тем живее вспоминала вчерашнее, и тем сильнее хотелось ударить его.

Прозвенел звонок, заставив меня вздрогнуть. А подлый Женя не спешил. Он беззаботно договорил с Гудвином, и только потом встал, уступая место Ванькиной соседке по парте, которая стояла над душой и торопила Карпова покинуть её место. Он мило улыбнулся девчонке, похлопал по плечу Ваню, и всё-таки, наконец, преодолел последние два ряда парт, что отделяли его от меня.

Я преградила ему путь.

Он подошёл и остановился, поскольку не имел возможности ни обойти меня, ни сесть на своё место. Разве что перемахнуть через парту, но он не стал так делать.

Женя даже не успел поздороваться, а я не успела посмотреть в его глаза, чтобы понять, что он чувствует и раскаивается ли хоть немного. Мне нужно было действовать!

 –  Ты украл мой первый поцелуй! – заявила я ему и с размаху залепила пощёчину, тут же понимая, как это ничтожно мало за причинённый мне ущерб, и потому тут же замахиваясь снова.

 –  Вероника Жаворонкова! – раздался противный голос Веры Васильевны. – Вы что себе позволяете? – вопросила она, раздражённо поправляя очки и останавливаясь у своего заваленного стопками тетрадей стола.

Я не знала, что ответить. На этот раз мой голос не пропал, мне не было обидно и ничто не мешало бы мне ответить, но я действительно не знала, что говорить.

 –  Рукоприкладство  –  это защита не умеющих вести диалог,  –  сухо продолжила учительница. – Ты всё-таки девушка…

Это её «всё-таки девушка» сильно разозлило меня, и я неожиданно для себя почувствовала, что прежних оков нет. Я – права, и если я права, то все могут идти лесом со своими наставлениями.

 –  Он получил за дело,  –  также сухо и строго сказала я, перебив Веру Васильевну. – И всегда получал только за дело. Потому что он двуличный, отвратительный тип, у которого нет ничего святого!

Ошарашенная учительница перевела взгляд на Женьку, на что тот лишь пожал плечами, показывая, что понятия не имеет, в чём его обвиняют.

 –  Да нормально всё,  –  улыбнулся он ей. – У Вороны удар слабый. Лучше пусть так пар выпустит, чем будет весь день зудеть, я ж перед ней сижу, от этого бухтения никуда не денешься. А отвлекает жутко!

Я уставилась на него злобно, а учительница, видимо, махнув на нас рукой, села и принялась разбирать бумаги, готовясь к уроку.

 –  Слабый удар, да? – прошипела я, плюхнувшись на своё место и сложив руки на груди.

Карпов уселся за парту и обернулся ко мне.

 –  Слушай, а ты не думала, что твоя Северова украла мой первый поцелуй? – спросил он насмешливо. – Я, может, тоже романтики хотел и трепетных воспоминаний, не целовался ни с кем столько лет, а она…

 –  Она тебя просто в губы чмокнула, а ты ко мне присосался, как пиявка! – возмутилась я. – Как можно сравнивать! Тем более, я-то тут при чём? Я-то за что пострадала, не пойму?

Этого я и правда не понимала. Неужто он действительно считает, что Оля поцеловала его по моей указке?

 –  А просто так,  –  пожал плечами парень. – Я вот тоже не понимаю, при чём тут Северова? Вроде ж я ей ничего плохого не делал. А она мне типа за тебя вечно мстит. Считай, что я мщу тебе за то, что она меня преследует.