И вот теперь Северова предлагала мне то, о чём я могла только мечтать, жалуясь ей на предстоящую практику и неидеальное обучение.

Но Оля…

Это её увлечение… вернее, работа «гуру психологии» меня коробила. Мне казалось, она так привыкла постоянно вешать на уши людям лапшу, что и мне может навешать. Не со зла, а по профессиональной привычке.

 –  А подводные камни есть? – хитро прищурилась я, чтоб мои подозрения имели шутливую форму.

Оля знала, что я считаю, она слишком увлеклась этим обманыванием недалёких людей, но не стоило ей знать, что теперь я всерьёз опасалась за её честность по отношению ко мне. Что, если я по дружбе проморгаю какой-то момент, когда она мне солжёт или что-то недоскажет?

 –  По правде говоря, – призналась она, – есть один камень подводный…

Я вся обратилась в слух. Вот с этого и стоило начинать! Я – не Оля, меня никакая зарплата и никакие перспективы не удержат, если место придётся не по душе.

 –  Имя этому камню – Женька Карпов! – как-то торжественно объявила Северова, словно это известие могло меня порадовать.

 –  Что?! – возмутилась я, откладывая ложку. – Ты в своём уме! Это не просто подводный камень, это камень преткновения! Это ж как айсберг для Титаника!

 –  Вот! Это и есть основная мотивация для тебя – пойти и прекратить воспринимать его, как камень преткновения и как айсберг! – Она наклонилась к столу и тихо добавила: – Именно та история с ним не даёт тебе полноценно пользоваться своей жизнью и своей красотой, Ника! Как ты не понимаешь! Ты боишься потеряться в этом огромном мире, как тогда потерялась с Карповым в парке Монрепо!

 –  Какой бред! – я вальяжно откинулась на спинку стула и хмыкнула. – Бред, Оль! Я про Карпова вообще не вспоминаю, если мне о нём ты не напоминаешь!

А Северова напоминала о нём часто. Она всерьёз считала, что та история нанесла мне какую-то там глубокую психотравму, которую мой мозг и моё сознание отказываются признавать, и потому это так сложно излечить.

На самом деле, мне история с Монрепо стала казаться ужасной только через много лет после тех событий. Когда мы с Женькой потерялись, я понятия не имела ни о маньяках, ни о педофилах, и потому мне было хоть и страшно, но всё же интересно попасть в подобное приключение…

Если б ещё мерзкая Селёдка не точила на меня зуб с тех пор, было бы вообще здорово. Я ведь никогда не присутствовала при том, как мои родители орали на Селёдку, обвиняя во всех смертных грехах и чем только не грозя…

Вот почему на Карпова не взъелась, а на меня – да? Оля объясняла это тем, что у него просто родители мягкие и не стали раздувать. Мои тоже считали, что не раздувают, и что им Селёдка должна ещё спасибо сказать…

 –  Ник, ты просто была мелкая, вот эмоции и воспоминания и стёрлись из памяти, а на самом деле это очень важный момент в твоей жизни, переломный. Не веришь мне, поверь хиромантии! – вдруг озарила её такая идея. – Руку правую дай!

Я вздохнула, протягивая ей руку.

 –  Вот! Вот линия судьбы, а вот – видишь! – вот вы с Карповым потерялись…  –  она тыкала своим длинным ногтём со стразиком в мою ладонь, и я смотрела на стразик, а вовсе не на линию судьбы и метку «Вот мы с Карповым потерялись».

 –  Хватит, а? – я отдёрнула руку и принялась доедать десерт, пока Оля мне своим Женькой весь аппетит не отбила.

Северова рассмеялась. В хиромантию она не верила.

 –  Да Женька вообще в другом отделе будет, ты его толком и не увидишь! – принялась заверять подруга. – Ну, будешь с ним иногда встречаться, в лечебных целях, психотравму залечивать, под моим руководством. Может, дело в целом в нём, а не в той истории с парком? Если так подумать, потом тоже всё было у вас не гладко…