Мой отец был одним из таких торговцев и часто привозил из поездок невероятные рассказы о городах с высокими глинобитными башнями, о рынках, ломящихся от чужеземных товаров, о царях и царицах, владевших несметными богатствами, носивших золотые цепочки от уха до носа и украшавших свои пальцы рубинами и изумрудами размером с жука. Он рассказывал о библиотеках с бесконечными рядами книг, написанных на пергаменте и коже, о зверях, носившихся по равнинам, висевших высоко на деревьях или праздно нежившихся на берегах ручьев и озер, и о людях, которые мазались золой, чтобы походить на призраков, или покрывали свою кожу узорами из шрамов.

Однажды мать спросила меня, чем я буду заниматься, когда стану мужчиной. Не пойду ли я по стопам отца?

Я едва нагнал мать на пыльной дороге, когда она возвращалась с поля, которое возделывали все жители нашей деревни. Вместе с тремя другими женщинами она несла корзины с ямсом и просом. Увидев меня, она вздрогнула от удивления.

– Ты уже ростом почти с отца! – воскликнула она, словно упрекая меня. – Когда и успел? Когда мой сын успел так вымахать?

И верно – я, привыкший смотреть на мать снизу вверх, теперь смотрел ей прямо в глаза, и это вдруг удивило меня ничуть не меньше, чем в шутку удивилась она. Склонив голову, я зашагал рядом.

– Вырастет настоящим великаном, – сказала одна из женщин. – Пожалуй, я своего сына буду на ночь закрывать в корзину, чтобы он не вырос таким большим.

Остальные женщины рассмеялись, но мать, казалось, ощутила неловкость.

– Мой сын скоро станет мужчиной, – объявила она и добавила, обернувшись ко мне: – Тебе нужно будет выбирать. Не сейчас, но уже скоро. Ты продолжишь работать в копях? Или станешь странствовать, как твой отец?

Последнее она пыталась произнести в шутливом тоне, но безуспешно.

– Отец – слишком хороший рассказчик, – заверил я ее. – Он описывает земли, которые повидал, так подробно, что мне нет нужды видеть их самому. Я останусь здесь.

– А наша деревня для тебя не слишком мала? – спросила она.

– Нет. Как и моя мать. И неважно, насколько еще я вырасту.

Ее лицо расцвело в улыбке, и показалось, что в моей груди восходит солнце.

– Если собираешься стать мужчиной, тебе придется научиться самому важному – как помогать женщине.

Она передала мне свою корзину, а потом остальные три женщины по очереди подошли и поставили сверху свои корзины. Рассмеявшись, они подобрали юбки и бросились бегом по дороге к деревне, словно дети.

Я пытался удержать корзины в равновесии, но они покачнулись в моих дрожащих руках, и верхняя корзина опрокинулась прежде, чем я успел сделать хоть один шаг. Ямс полетел во все стороны. Я поставил корзины на землю и бросился собирать рассыпавшиеся клубни. Ветер все еще доносил до меня смех матери.

Когда отец не путешествовал, он занимался резьбой по дереву: делал мебель для других жителей деревни или маленьких идолов на продажу, но чаще всего – маски.

В один из последних дней, которые мы провели вместе, я застал его сидящим на бревне во дворе, склонясь с инструментами в руках над очередной поделкой, лежавшей на столике перед ним.

– Можно посмотреть? – спросил я.

– Ты же знаешь, что нельзя.

Он накрыл работу тряпицей.

– Даже одним глазком?

Отец рассмеялся. Он казался старше своих лет, морщинистый и обветренный от частых путешествий, но улыбка молодила его, а в темных глазах разгорался живой огонек. Его кожа была светлее, чем мамина или моя, потому что много лет назад, чтобы жениться на маме, он переехал из другой деревни. Он был широкоплечий, но худой, и, чтобы обеспечить себя, а теперь еще и нас, больше полагался на силу обаяния, чем на силу мускулов.