– Не пуганный совершенно зверь, – отметил молчавший до сих пор Серафим Птаха. Лодка, заскрипев о камни, наехала на каменистый берег.

– Птаха и Звонарь готовят костёр; остальные разделывают лося, – так распорядился старший в этом походе казак Михаил Бугай. К середине дня казаки не без удовольствия ели молодую лосятину, в особенности нахваливая пикантную печень.

– А может. Михайло, и заночуем здесь, – куда нам торопиться, – сделал предложение, поглаживая заметно разбухший живот, Кондратий Клевец.

– Надо торопиться: погода начинает хмуриться, – чего под дождем – то махать вёслами… Через два – три дня назад покатимся…

С большой неохотой, после сытной трапезы, казаки потянулись к лодке, установив в неё предварительно бочку с подсолённой лосятиной. Грести вёслами казаки не желали; установили парус, и лодка медленно поползла медленно вверх по течению. На берегу реки «безобразным пятном» маячили лишь внутренности лосёнка, его голова и конечности; вскоре здесь будет «пиршество» для лесной твари. На следующем повороте реки казакам пришлось менять положение паруса, и такие действия нужно было производить на каждой новой излуке реки. На очередном повороте речного русла Серафим Птаха, бывший на этот раз за рулевого, заметил на невысоком берегу костёр, возле которого находился человек с собакой.

– Вогул, Бугай, – сказал он негромко.

– Там Бугай или вогул? – переспросил не без иронии старший казак.

– Вогул, там на берегу, – подтвердил сообщение Серафим, не меняя интонации и силы голоса.

– Табань к берегу, – приказал Бугай. – Поспрошаем его…

Лодка вильнула к берегу и вскоре пристала к нему чуть ниже дымящегося костра. Казаки, прихватив две пищали, вышли из лодки, направляясь к костру. В лодке остался только Серафим Птаха. У ярко горящего костра их ждало разочарование: вогула там уже не было.

– Может поблизости схоронился.., – проявив инициативу, высказался Кондратий Клевец.

– Ищи ветра в поле, – отметил Михаил Бугай, – но казаки всё же начали обследование территории вокруг костра.

– Как сквозь землю провалился, – только здесь был, – чертыхаясь и ругаясь Маркел Чубатый первым направился обратно к лодке; за ним потянулись остальные

– И даже собака у него не вякнула, – отметил Афоня Титов.

Через несколько мгновений лодка отчалила от берега, казаки, налегая на вёсла, не скрывали своего разочарования. Подходя к очередному повороту реки, Серафим Птаха оглянулся назад.

– Бугай, вогул, – вновь сказал он.

– Хватит брехать, – рассердился на рулевого старший казак.

– Да ты, Бугай, подними голову, – тихо и спокойно возразил ему Птаха.

Казаки. оторвавшись от вёсел, подняли патлатые головы, посмотрели на оставшийся вдали костёр. Возле костра сидел тот же человек с собакой.

– Может, вернёмся? – сделал предложение Маркел Чубатый.

– Нет, только время потеряем; он нас как курей обвёл… Лучше нажмите на вёсла, – отреагировал Михаил Бугай, потеряв интерес к вогулу.

На седьмой день плавания казаки достигли верховьев реки Барды; её ширина местами не превышала десяти аршин22, и тяжёлая большая лодка, царапая днище о речные камни, с трудом преодолевая речные перекаты. В таких мелководных местах казаки толкали лодку шестами или же просто руками, покидая лодку. Мелкий моросящий дождичек не доставлял удовольствия путешественникам, которые, не переставая ругались по этому поводу. В небольших старицах и заводях скопилось бесчисленное количество гусей и уток; они огромными стаями, почти над поверхностью воды, проносились над лодкой. При пролёте одной из стай уток, Кондрат Клевец взмахнул на них длинным шестом; утки ловко увернулись от мнимой угрозы, и только одна из них, – как позднее говорили казаки: «сослепу», – ткнулась в парус, и тот же Клевец, бросив шест, успел схватить её руками, по-хозяйски сразу «открутив» утке голову.