– А базу взяли? – спросил я, переступая через разбитый ДШК духов.

– Ещё зачищают, но контроль за нами. Вы как вообще сюда залетели? Нам пришлось облетать чуть ли не через Джелалабад, чтоб выйти к этой долине? – удивился парень, предлагая мне сигарету.

– Не курю. А по поводу посадки – просто удачно попали, – ответил я.

Боец остановился, повернувшись в сторону человека, приближающегося к нам. Вытягивание в струнку или прикладывание руки к голове здесь неуместно.

В нашу сторону шёл командир отдельной бригады специального назначения Тростин Борис Матвеевич, поправляя трофейный нагрудник с большим запасом боеприпасов.

Он уже проверил состояние Батырова и Карима. Теперь и я на очереди.

– Не ожидал, – произнёс Тростин, подойдя ко мне и протянув руку. – Молодцы.

Одет подполковник, как и все спецназовцы в то, что удобно носить на задании. Даже на ногах кроссовки.

– Спасибо. Нам лучше поторопиться, – предложил я, памятуя, что мои товарищи ранены и нуждаются в помощи.

Тростин кивнул, выдохнул и крепко меня обнял.

– Спасибо, ребят. Спасибо, – прошептал подполковник и отпустил меня. – Задерживаться никто не собирается.

После этих слов прозвучал громкий взрыв в районе расщелины. Звук падающих камней перебивал шум винтов вертолётов. Пыль хлынула в долину, будто лавина сошла с гор.

– Вертолёт бросать было нельзя. Теперь можно улетать, – сказал Тростин и пропустил меня к вертолёту.

Я медленно забрался в грузовую кабину под одобрительные похлопывания разведчиков. Сел на скамейку и чуть было не упал с неё. Ощущение, что батарейка внутри меня вот-вот сядет.

Я был в напряжении очень долго. В родном, вибрирующем и шатающемся Ми-8, я моментально расслабился. Да так, что ноги подкосились, и я с трудом смог удержаться на скамье.

– Сань, всё хорошо? – похлопал меня по плечу начмед Марат Сергеевич, который был в грузовой кабине и подошёл ко мне.

Оказывается, Иванов вылетел на задачу вместе с группой Тростина. Начмед осмотрел меня. Поняв, что я не ранен, достал маленький пузырёк и вату. Первая мысль – он мне сейчас обработает ссадины и царапины на лице.

Но только мы оторвались от земли, как Марат Сергеевич поднёс мне вату к носу, пропитанную неизвестным составом. И это был не спирт.

В нос ударил мощный запах самогона. Да такой, что у меня глаза заслезились. Но взбодрило не по-детски!

– Ах! Хороша, наливочка, да? – улыбался доктор.

Я почувствовал, что имелось амбре у Марата Сергеевича. Тут не надо быть гением, чтобы понять закономерность. Что зебра без полос, что начмед без перегара – вещи невозможные.

– Марат Сергеевич, ядрёный у вас нашатырь! – крикнул я.

– А ты как думал?! Натуральный продукт. Ты ж знаешь, что я только своё употребляю.

– Так, а куда нашатырь делся? – уточнил я.

– Не знаю. У меня его нет. Да и эта наливочка бодрит лучше, но пить не советую. У тебя опыта мало.

Обожаю нашего доктора за простоту! Интересно, насколько много у него практики было до того, как он стал доктором в авиационной части. Слышал, что он не сразу попал в авиацию.

Димону поставили капельницу, осмотрели раны, а он продолжал лежать неподвижно и смотреть в потолок. Вертолёт слегка тряхнуло, и Батыров повернул голову в мою сторону. Встретившись со мной взглядом, он слегка улыбнулся. Что там у него в голове творится, не знаю. Но я вижу, как по его грязным вискам прокатилась слеза.

Морально ему было сложнее, чем мне. Жена, ребёнок, упущенная карьера – вот чего бы он лишился, взорви он себя гранатой. Думаю, что такое эмоциональное напряжение и заставило его пустить скупую, но очень ценную, мужскую слезу.

– Сергеич, как он? – подсел я поближе к начмеду, который подсказывал санинструктору разведчиков, что нужно сделать Димону.