Оставив под прикрытием технику, батальон по горной тропе выдвинулся к самому последнему в долине Панджшера населенному пункту. Ночью комбат, выставив боевое охранение, дал возможность личному составу отдохнуть.
Разведчикам была поставлена задача: обходными тропами выдвинуться и перекрыть отход моджахедов из последнего кишлака, что было четко выполнено. А с рассветом основные силы начали атаку.
Все! Панджшер был взят. Вспоминаются стихи полковника Владимира Красюка:
Дальше оставалось закрепить успех: установить гарнизоны, связь, взаимодействие со старейшинами кишлаков. Создать новые органы власти и обеспечить их безопасность.
Но увы! Сделали все совсем по-другому. Уже во второй половине дня поступил приказ от старшего начальника: срочно отходить, выдвигаться в район Паси-Шахи-Мардана, где осталась техника. Комбат даже многие годы спустя задавался вопросом: чем руководствовалось командование, отдавая такой приказ, ведь надо было пройти по горам более 30 километров по горной тропе, что до наступления ночи сделать было невозможно? Аккумуляторы на рациях разрядились. На просьбу доставить питание для раций вертолетами не отреагировали, доставили только сухие пайки. Десантники возвращались назад ночью без связи, без прикрытия вертолетов по единственной горной тропе. Как следствие разведдозор попал в засаду, укрытую в «лисьих норах» (в двух метрах пройдешь и ничего не увидишь). И тут же сверху на них посыпались – видимо хотели взять живыми – бандиты.
Капитан Хабаров (он ближе всех оказался к разведке) с группой десантников бросился на выручку. Атаку отбили, но сами попали под настильный пулеметный огонь. Разрывная пуля раздробила Хабарову плечевую кость, вторая ударила в ту же руку ниже локтя. Он еще был в сознании, вытащил раненого десантника, а сознание потерял уже в вертолете… Старшина Юрий Зобнин, спас комбата Хабарова, отстреливаясь от наседавших душманов, вынес его тяжелораненого с поля боя.
Хабарова с многочисленными пулевыми ранениями доставили в Кабул. Сначала сотрудники госпиталя собирались ампутировать ему раненую правую руку, но о ранении Хабарова узнал генерал-полковник Ю. П. Максимов, который прислал бригаду хирургов. Они пришили «на божьем слове» висевшую на лохмотьях кожи руку (разрывная пуля вырвала четыре сантиметра кости правого плеча и двуглавую мышцу (бицепс), разрушила нервно-сосудистый пучок). Об этом ему рассказали уже в окружном госпитале. Ташкентские врачи вывели его из тяжелого общего состояния. Борьбу с остроразвивающимся остеомиелитом продолжили хирурги Главного военного госпиталя имени Бурденко и Центрального института травматологии (ЦИТО).
Офицеры, солдаты, которые увольнялись, заходили к комбату в госпиталь в Ташкенте, потом в Москве в «Бурденко» и недоуменно спрашивали: «Почему мы ушли так поспешно из Панджшера? Какой смысл был в этой операции?».
Что комбат мог ответить на вопрос, который мучил его самого все бессонные ночи в госпиталях? Они ценой жизни и здоровья солдат и офицеров выполнили поставленную им боевую задачу, а потом те, кто эту задачу ставил, бездарно распорядились ее результатами. Они просто не знали, что им делать дальше. И в дальнейшем, на протяжении всей этой войны многие операции заканчивались подобным образом. Развязывали боевые действия, гибли наши солдаты и офицеры, гибли военнослужащие правительственных войск, гибли моджахеды и мирное население. После операции войска уходили из района ее проведения, и все возвращалось на круги своя…