Шале встретил Топориных с неподражаемым воодушевлением, и, предоставив Романа Степановича вниманию маркизы, заговорился так с его женой, что и сам не заметил, как увел её в другой конец зала. Луизе не оставалось ничего, как принять его игру. Она понимала, что Поль не простил ей холодной встречи после долгой разлуки, и знала, что ему всё ещё хочется побольней её уколоть. Будучи замужем за человеком, тянувшим на себя элитное признание, Луиза появлялась с ним всегда ослепительной спутницей. Она носила свои точёные формы с достоинством, природа которого не вызывала сомнения; роняла слова и улыбки в протянутые ладони и сеяла в головах противоречивые мысли. Но, избегая сентиментальных историй, маркиза целенаправленно поддерживала связи, укреплявшие её положение при дворе независимо от положения мужа, а потому даже в его отсутствие нужным гостям в приёме не отказывала…
В тот день Александр Христофорович Бенкендорф пришёл без приглашения и без предупреждения. Несколько обеспокоенная, маркиза задержалась у себя. Она выправила из прически тонкий завиток тёмных волос, и, заманчиво опустив его на белую шею, улыбнулась своему отражению в огромном зеркале. Не став надевать другое платье, она так и направилась к гостю в домашнем, из пунцового бархата, с глубоким вырезом и запахнутом ровно настолько, насколько могли ужиться приличие и соблазн. Бенкендорф ожидал хозяйку в малой гостиной. Подтянув живот, заправленный в новый мундир, он подался навстречу вошедшей маркизе.
– Доброе утро, дорогой Александр Христофорович, – она протянула ему руку, не сводя с него глаз. – Радость моя от встречи с вами граничит с тревогой, какую, надеюсь, вы уймёте, объяснив этот ранний визит.
– Доброе утро, мадам, – улыбнулся он. – Не настолько уж и ранний. Государь поднимается в семь, а в девять начинает приём. Ваше утро начинается гораздо позже.
Луиза в который раз подумала, что не зря отказалась учить русский язык – в приличном обществе ей вполне хватало французского.
– Сегодня на улице ужасно холодно, – заметил гость, потирая раскрасневшиеся от мороза щёки. – Скорее бы весна!
Поняв, что генерал тянет с разъяснением, она присела и предложила ему сесть напротив. Замёрзшему гостю нельзя не предложить чашечку чая, особенно гостю, от которого она ждала определённых действий. Но генерал, согласившись на чай, вместе с тем дал понять, что заехал по делу. Её тонкие чёрные брови взметнулись вверх, придав лицу выражение не столь удивлённое, сколь высокомерное.
– Мадам, я заехал поинтересоваться, не вернулся ли ваш супруг из поездки – уж три дня, как маркиз должен был бы приехать…
Она отвела взгляд в сторону, припоминая их последний разговор.
– Вы говорили, что мой муж вернётся к концу недели, – солгала она, поняв намёк гостя.
– К концу недели? Я так говорил? – он задумался. – Возможно, я ошибся. А то, увидев нынче вас в прекрасном настроении, я чуть было не подумал, что маркиз уже дома.
Его укол поднял маркизу с места. Бенкендорф тоже встал. Он был одним из немногих, кто знал об отсутствии взаимности в отношениях супругов де Шале… Принесли чай. Луиза усадила гостя, и, ухаживая за ним, снова была мила и невозмутима. Ставя перед генералом чашку из дорогого сервиза, она почувствовала, как его колено невзначай коснулось её ноги, но не посторонилась, а повернула к нему лицо, на котором было написано ожидание. Ей не верилось, что такой человек, как он, мог опасаться ревности и мщения маркиза – о боевой славе генерала ходили легенды, а о его слабости к женскому полу нашёптывались анекдоты. Бенкендорф молча следил за Луизой, потом вежливо похвалил чай. Она подсунула ему блюдце с пирожным, и медленно, словно дразнясь, поправила глубокий вырез платья. Взгляд генерала провалился, куда не следовало, и с трудом выкарабкался, чтобы тут же перескочить на детали интерьера, более способствующие сосредоточению мыслей.