– Ну что?

Михаил Иванович пожал плечами.

– Ты на свободе – вот что главное.

– Свобода – это когда ничто не держит тебя на привязи.

– Андрей вчера у меня был, спрашивал, что да как, а я и сам не знал ничего. И вот он ты – живой, глаза блестят… руки чешутся уже за что-нибудь взяться. А? – Стеглов хлопнул друга по плечу. – Должно быть, времени хватило настроить планов на двести лет вперёд. Или этак на триста?

Ильин невесело усмехнулся:

– Не руки чешутся, а ноги. Я бы рванул куда подальше на месяц-другой, чтобы стряхнуть где-нибудь с себя всю казематную плесень.

– Надо было рвануть, куда подальше, когда Андрей тебя предупреждал. Ну да ладно, что теперь говорить. Не проверишь – не поверишь.

– Да я ни о чём не жалею.

Пётр Петрович переключился на расспросы о заграничном путешествии Ильина, о его научных трудах, а сам говорил про жену, вспоминал студенческие годы – словом, всячески старался вернуть друга в светлую грань его жизни. Затронув же тему ареста Ильина, он наткнулся на упорное нежелание говорить об этом, зато Михаил Иванович озадачил его неожиданной просьбой устроить встречу с Ольгой.

– Ты спятил, Миша! Да ты подумай, как я могу устроить вам встречу, когда Топорин с неё глаз не спускает. В их дом я не вхож, у нас она не появляется, а у Прохановых Ольга если и бывает без мужа, так Любаша Васильевна там за жандарма безо всякого оклада. Да ещё, наверное, за тобой тайная слежка установлена.

– Нужно мне её увидеть. Помоги.

В жизнь Топориных влились перемены с весенними ручьями. Как-то Роман Степанович вернулся домой сам не свой и рассказал, что колёса его экипажа едва не переехали неосторожную даму, которой оказалась маркиза де Шале. Спустя день-другой он навестил бедняжку, чтобы удостовериться в её хорошем самочувствии, а ещё через несколько дней она пригласила Романа Степановича и Ольгу на обед. Топорин сначала подозревал, потом сомневался, но наконец решил, что от одного обеда в компании Шале вреда ему не будет. Двигало ли Романом Степановичем чувство вины, или же дала о себе знать симпатия к пострадавшей красавице – сказать было трудно, но приглашение он всё-таки принял.

Обед прошёл в обстановке, располагающей к хорошему аппетиту. Маркиза была не только обворожительной женщиной, но и внимательной хозяйкой, успевающей так отрекомендовать вовремя очередное блюдо, что под конец трапезы Топорин еле встал из-за стола. А маркиз оказался не таким уж и неприятным, как думалось Роману Степановичу всё время. Француз не скупился на безобидные шутки, анекдоты и всякие увлекательные истории. Особенно увлекательной была история о том, как маркиз учился играть в карты и проиграл сумму, которую не мог озвучить при жене. Человек, столько проигрывающий и не отчаивающийся при этом, не мог оставить равнодушным того, кто лелеял мечту поправить своё благосостояние за счёт невезения других. Роман Степанович лишь под конец обеда заметил, что настроение Ольги тоже улучшилось. Вряд ли её развеселили разговоры о картах, но глаза её блестели…

Дружеские жесты со стороны Шале обедом не окончились. Вскоре Топорины были приглашены на бал, дававшийся маркизом по поводу выздоровления жены. Приготовления к балу, где должна была собраться столичная знать, для Ольги свелись к минимуму: нового платья муж не обещал, а потому она взялась обновить одно из любимых – бледно-голубое, из тафты, купленное полгода назад…

В её счастливое состояние не могло втиснуться никакое другое чувство. И только приближаясь уже к особняку де Шале, подъезд к которому был закупорен множеством экипажей, она почувствовала, как радость и самообладание предательски отступают. Кареты с мало что говорившими ей гербами, породистые лошади, наглые лакеи – всё это составило ряд серьёзных препон к дверям, вбирающим в себя гостей, которые успели оказаться там раньше других. Попав, наконец, в гостеприимный дом, Топорины нырнули в волну безудержного блеска. Такой роскоши Ольга не видела никогда. Анфилада парадных залов собрала в себе столько мрамора, хрусталя, золота, картин, статуй и статуэток, что глаза разбегались, не успевая оценить то, что им предлагалось. Коллекции старинного и современного оружия, тончайшего фарфора, редких музыкальных инструментов, персидские ковры – всё это уживалось в арабских, итальянских, египетских и прочих залах, казавшихся огромными пёстрыми бусинами, натянутыми на невидимую нить. По праздничным залам шествовали важные дамы в сопровождении не менее важных кавалеров, летела парами и стайками возбуждённая молодёжь, мелькали выдрессированные лакеи. Парадные ливреи, мундиры и фраки перемешались с шёлком модных пышных платьев, всё более открывавших женские плечи и ножки. Ольга невольно подумала о том, что длина её собственного платья уже устарела, но будь оно современней, пришлось бы Роману Степановичу покупать ей новую обувь, а новая обувь могла оказаться не столь удобной, и как неприятно было бы растереть себе ноги на первом же балу. И плечи настолько оголять она не привыкла, и корсет не хотела туже затягивать, превращая его в орудие длительной пытки. А потому даже порадовалась, что муж посоветовал ей заглянуть в свой гардероб, а не в модный салон…